Традиционная международная научная конференция Этнолингвистика. Ономастика. Этимология.
Т. А. Агапкина
Институт славяноведения РАН
Москва, Россия
agapi-t@yandex.ru
Украинские и белорусские заговоры от перелогов – слово, текст, ритуал
В народной ветеринарии некоторых регионов Восточной Славии известен такой термин, как перелоги (укр. перелоги, блр. пералогi, перэлогi). Этим словом принято называть определенную болезнь скотины и лошадей. Доклад посвящен исследованию соответствующего явления, рассматриваемого с точки зрения терминологии, сопутствующих верований, магических практик и многочисленных заговоров, применяемых для лечения животных.
В. В. Алпатов
Московский городской педагогический университет
Москва, Россия
alpatov.v@list.ru
О формальных (не)связях ряда индоевропейских корней с семантикой зрения, света, восприятия и речи
Три омонимичных корня *sekw- ‘видеть’, ‘следовать’ и ‘говорить’ реконструируются для раннеиндоевропейской общности и — с отличающимися гласными — для ностратических языков. Восстанавливается ряд других индоевропейских корней, включающих s-k или k-w, семантика рефлексов которых во-многом развивается вокруг указанных выше значений, а также значений ‘воспринимать’ и ‘свет’, например: *(s)keu-, *kēu-, *kw-ek̑-, *k̑uei-, *kw-ei(t)-, *okw-, *sk̑āi-, *sag- и некоторые другие. О связи некоторых из этих корней высказывали предположения Ю. Покорный и Ф. Клюге. Можно пойти дальше и предположить, что все эти корни связаны материально, восходя к последовательности s-k-w, которая, в частности, отразилась в хетт. sakuwa ‘глаза’. Для объяснения разброса семантики, где ни одно значение не повторяется везде, но есть несколько значений, которые «сшивают» все эти корни в группы по два и более, можно попытаться воспользоваться моделью категориального «семейного сходства» Л. Витгенштейна. Объяснение некоторых из этих связей дают естественные основания и культурные параллели, в том числе архаичное представление о зрении как об излиянии света, а также связь нарушений зрения с нарушениями речи. Доклад имеет целью вновь вынести на научное обсуждение вопрос родства ряда индоевропейских корней, семантика которых является фундаментальной для гносеологии в плане взаимосвязи языка и мышления.
А. Е. Аникин
Институт филологии СО РАН
Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН
Новосибирск, Россия
alexandr_anikin@mail.ru
Из истории русских омонимов: жупан
Помимо омонимичных жупáн ‘род властителя у славян’ и жупáн ‘род верхней одежды’, в источниках по русской лексике известно редкое жупáн ‘другой, не через дымоход, выход из юрты’, ‘труба для впуска воздуха во время топки’ (Камчатка) [Аникин, 2000, 207] из ительменского источника типа shoponaсh ‘входная дверь зимней хижины камчадалов’ (В. Г. Богораз). Последнее расценено В. Г. Богоразом и как источник рус. жупан — засвидетельствованного в XVIII–XIX вв. на Колыме и Камчатке названия мужчины, считающего себя женщиной и выполняющего женские обязанности. Упомянутым входом в хижину пользовались женщины и «превращенные» мужчины, для мужчин как таковых предназначался вход на крыше.
Обоснованное А. А. Зализняком происхождение рус. жόпа из более раннего жупа (< *djupa, ср. *dupa), сохранившегося в словаре Спарвенфельда и в ряде диалектизмов, позволяет сопоставить с жόпа = жупа не только жупáн ‘«превращенный» мужчина’ (в отношении формы ср. диал. жопáн ‘толстый ребенок’ [см.: СРНГ, 9, 215]), но и жупикъ ‘человек, не достигший зрелого возраста’, также бран.: «всякою <…> бранию бранил и жюпикомъ называлъ и тайны уды тряслъ» (XVII в.) [CлРЯ XI–XVII вв., 5, 125]. Слово жупикъ правдоподобнее толкуется как ‘мужчина, имеющий половые отношения с мужчиной’ [СОРЯМР XVI–XVII вв., 6, 277]. Бранное употребление жупикъ вполне согласуется с деривацией от жупа = жóпа. Если камчатско-колымское жупáн и происходит из ительм. shoponach, оно могло подвергнуться влиянию жупа и его дериватов.
Н. П. Антропов
Институт языкознания им. Якуба Коласа
НАН Белоруссии
Минск, Белоруссия
antropov50@gmail.com
Таинственный гапакс берестяной грамоты № 330
В тексте откровенно обсценного характера новгородской берестяной грамоты № 330 (его основная часть — простое двусоставное предложение: гuскасологаѧгuска // гозuѥбаe) понятное внимание интерпретаторов привлекло словосочетание гuска сологаѧ, а специально — прилагательное (А. А. Зализняк: «наиболее загадочно слово сологаѧ»). Выдвинутые версии его этимологии, а именно связь с семантикой ‘сладкий’ (В. Орел и А. Кулик) или реконструкция *сулогыи / *сълогыи (< *sъ-log-ъ / *sǫ-log-ъ), откуда др.-рус. сuложь / съложь ‘супруг, супруга’ (А. А. Зализняк), удовлетворить все-таки не могут как по формальным (словообразовательным), так и по семантическим основаниям.
Представляется очевидным, что сказуемое этого мини-текста со значением ‘futuere; coire’ требует маскулинного субъекта действия, таким субъектом может быть только синтаксически неделимое словосочетание гuска сологаѧ в функции подлежащего, несмотря на его формальный женский род, причем первая часть имеет прямое отношение к домашнему птичьему миру, т. е. к гусям и/или уткам. Но в этом случае как раз адъективная часть — сологаѧ — должна содержать семантику активной маскулинности. Такую единственно возможную семантическую характеристику — в прямой связи с совершенно семантически прозрачным сказуемым — может иметь исключительно самец водоплавающей птицы, т. е. селезень. И если признать за рассматриваемым словосочетанием значение ‘селезень’, притом что основную нагрузку несет здесь адъектив, то общая семантика предложения из грамоты № 330 в целом прояснится: «Селезень [futuit] гозu». Однако такая возможность пока не была обсуждена.
М. В. Ахметова
Российская академия народного хозяйства
и государственной службы
при Президенте РФ
Москва, Россия
malinxi@rambler.ru
(Тамбовский) (волк) (тебе) (товарищ): об известном фразеологизме и его контексте
На материале художественной литературы и публицистики XIX–XX вв. рассматривается модель, по которой образован широко известный фразеологизм Тамбовский (брянский) волк тебе товарищ. В качестве субъекта в рамках данной модели наряду с волком выступают также черт, собака (пес, кобель), свинья и другие апеллятивы, имеющие семантику в широком смысле «нечистого» / опасного и задействуемые в разного рода пейоративных конструкциях. Стимулом для воспроизведения формулы наряду с обращением товарищ может быть любое обращение, в том числе термины родства, употребляемые как в прямом, так и в переносном значении (отец, сын, брат, сват и т. д.). Таким образом, в противоположность мнению, высказываемому некоторыми исследователями, рассматриваемая формула восходит не к тюремно-лагерному или милицейскому словоупотреблению (хотя в его рамках и была выработана ее соответствующая прагматика, связанная с использованием обращений товарищ vs. гражданин), сколько к более широкой модели, маркирующей неуместность предыдущего речевого акта собеседника и/или устанавливающей дистанцию по отношению к нему. Семантически предлагается соотносить рассматриваемые формулы с конструкциями, делегирующие «нечистому» персонажу (прежде всего черту) действия, которые говорящий отказывается совершать.
А. К. Байбурин
Европейский университет в Санкт-Петербурге
Санкт-Петербург, Россия
abaiburin@yandex.ru
О памяти и забывании в русской традиции
В докладе рассматриваются представления и практики, связанные с памятью и забыванием. Основное внимание уделяется намеренному забыванию. Такого рода забывание становится актуальным в тех случаях, когда возникает разрыв привычных связей и отношений, вызванный потерей близкого человека, расставанием с домом и под. Речь пойдет главным образом о ситуациях, которые возникают в результате смерти близкого человека. Память об умершем (ее интенсивность и продолжительность) регулировалась с помощью определенных правил. К их числу относится запрет на продолжительные переживания. В таких случаях забывание направлено не на объект памяти, а на ее эмоциональную составляющую, которая находит свое воплощение в тоске (горе, кручине) и подобных эмоциональных режимах. Таким образом, под забыванием понимается избавление от тоски, своего рода освобождение памяти от «ненужных» эмоций. Среди практик забывания особое внимание уделяется использованию пищи и питья в качестве средств избавления от затянувшихся переживаний.
О. В. Белова
Институт славяноведения РАН
Москва, Россия
olgabelova.inslav@gmail.com
Временны́е маркеры в этиологических легендах восточных славян
В докладе анализируются структура и содержание заключительных фрагментов восточнославянских этиологических легенд, содержащих различные временны́е маркеры, которые обусловливают, прогнозируют и закрепляют заявленные в тексте легенды трансформации и превращения. Особое внимание уделяется сюжетам из восточнославянского «этиологического фонда», для которых чрезвычайно актуален временной аспект, — это сюжеты о превращениях (человека в животное или растение), о наделении природных объектов новыми качествами или лишении их каких-либо свойств.
Временна́я «закрепка» этиологического текста фиксирует следующие хронологические рамки: «всегда и навсегда / постоянно / перманентно — никогда»; «определенный период / срок жизни или существования объекта»; «начало временны́х ограничений»; «конец временны́х ограничений». В одном тексте могут присутствовать временны́е маркеры разных типов. Мы также намерены проанализировать формульность обозначения отрезков времени (например: отныне и довеку, до суду-вiку, поки свiта та сонця, доки сонце свiтить, доки сьвiта i зимльi), что не только дает возможность выделить разные локальные типы в рамках восточнославянской традиции, но и показать, как изменяются значения лексем, обозначающих временны́е промежутки (например: век, навек, весь свой век, век вешный и др.), в контексте разных сюжетов. На примере вариантов легенды о превращении человека в медведя показано, какие языковые средства использует легенда, чтобы зафиксировать этот этиологический факт.
М. В. Боброва
Институт лингвистических исследований РАН
Санкт-Петербург, Россия
bomaripgu@yandex.ru
Отражение родственных связей людей в современных прозвищах коми-пермяков
Доклад посвящен современным прозвищам коми-пермяков, проживающих в Пермском крае. С целью трансляции сведений о семейных отношениях в социальной микрогруппе коми-пермяки пользуются средствами родного и русского языков, лингвистическими средствами различных языковых уровней. 1. Лексические средства: родственные отношения могут манифестироваться терминами родства, омонимами, когипонимами. 2. Словообразовательные средства: чаще всего наличие родственных связей передается через микроантропонимы, включающие морфемы со значением ‘жена лица, названного производящей основой’ (-ик(а), -их(а), -иц(а), -ишн(а), -евн(а)), ‘младший’, ‘младшие’ (-онок/-ёнок, -ат(а)/-ят(а)); употребителен антропонимический диминутивный суффикс -у, русский притяжательный суффикс -ск. 3. Грамматические средства: специфична модель с образованием композитных форм, которые включают именования (чаще производные от полных форм) номинируемого лица и его отца либо (обычно в случае внебрачного рождения) матери, редко деда. 4. Семантические средства: родственные связи могут обыгрываться при помощи названий взрослых и невзрослых представителей животного мира, прецедентных имен и др. Разнообразные средства образования прозвищных номинаций родственников отражают сохранение: а) социальной значимости кровного родства и супружества; б) значимости отношений субординации между старшими и младшими, мужчинами и другими членами семьи. Прозвища транслируют социально значимые качества индивидуумов и ценностно-смысловые ориентиры в социуме коми-пермяков.
М. А. Бобунова
Курский государственный университет
Курск, Россия
bobunova61@mail.ru
Наименования сторон света в русском фольклоре
Доклад посвящен наименованиям сторон света в русском фольклоре. Материалом исследования стали необрядовые лирические песни из свода А. И. Соболевского, записанные в XIX в. в разных регионах России, онежские, архангельские, беломорские былины и исторические песни XVII, XVIII и XIX вв. Проводится сопоставительный анализ перечня наименований, их частотности и словообразовательного потенциала. Особое внимание уделяется синтагматическим связям слов. Выявляются общефольклорные, межжанровые и специфически жанровые конструкции.
Т. Н. Бунчук
Сыктывкарский государственный университет
им. Питирима Сорокина
Сыктывкар, Россия
tnbunchuk@mail.ru
Диалектное выражение кур пестрить в этнолингвистическом контексте
В докладе будет рассмотрена лексическая и культурная семантика севернорусского (прилузского) выражения кур пестрить в значении ‘общаться с девушками в доме невесты в ночь перед приездом свадебного поезда’. Особое внимание будет уделено компоненту пестрить: его культурная семантика будет комментироваться на фоне этимологической корневой группы -пьс- (писать, пес, пестрый и др.), лексико-семантического спектра слов данной корневой группы в русских народных говорах, а также в контексте свадебного обряда и славянской обрядовой символики в целом. Действие «пестрить / писать» будет рассматриваться как символическое действие по «культурному обустройству» — «наносить знаки» (как процесс создания / преодоления границы между своим и чужим); «создавать знаки» (как метки места и принадлежности месту); «осуществлять посредством знаков диалог с потусторонним в обрядовом дискурсе».
М. М. Валенцова
Института славяноведения РАН
Москва, Россия
mvalent@mail.ru
Славянская демононимия: типология и ареалогия
На основе анализа славянской демонологической лексики (названий мифологических персонажей) в докладе будут предложены некоторые выводы, касающиеся состава, структуры, генезиса и функционирования мифонимов у славян.
Современные славянские демононимиконы можно рассматривать как единый диалектный континуум, развившийся на базе праславянской системы мифологических имен. Они демонстрируют:
▪ генетическое единство, восходящее к индоевропейской древности (буба, бес, вила, дива, юда и др.), единство на (диалектно)-праславянском уровне (яга / язя, змей, дед, род / рожаница, веда / ведьма, ночь / ночница и др.);
▪ системное единство, проявляющееся в наличии одинаковых ЛСГ демононимов (названия демонов, полудемонов, болезней и абстрактных понятий), а также в использовании демононимов как многозначных или синонимичных обозначений мифологических персонажей;
▪ структурное единство в сфере образования демононимов: общие принципы семантической мотивации (в основе которых названия действий: юда, вила; чувств: бес, страх; состояний: мора, навь; природных явлений: перун, вихрушка; звуков: hejkál; животных: волколак, змей); словообразовательной мотивации (аффиксальные образования, мотивированные местом, временем, функцией мифологических персонажей: водяной, nočnica, щекотуха).
Изначально диалектная, славянская система демононимов развивалась дивергентно в разных направлениях. Предпринимается попытка каталогизировать и систематизировать выявленные и выявляемые демононимические изоглоссы в отдельных славянских языках.
Ж. Ж. Варбот
Институт русского языка
им. В. В. Виноградова РАН
Москва, Россия
zhannavarbot@yandex.ru
К этимологии праслав. *rana
Родство праслав. *rana с др.-инд. vraṇá ‘рана, трещина, царапина’ (< и.-е. *ṷronā от и.-е. *ṷer- ‘раздирать, царапать’), признаваемое большинством этимологов наиболее убедительной версией происхождения праславянского имени, вызывало сомнения у Махека, отметившего различия в количестве корневого гласного.
При учете значений др.-рус. рана ‘побои, наказание, поражение’ и чешских фразеологизмов с употреблениями rana для обозначения движения, стремления, достижения (= сближения), ущерба представляется возможным образование праслав. *rana от праслав. *roniti ‘ронять (вызывать падение), терять’ → ‘потеря, разрушение, ущерб’ (рус. урон), с реконструкцией первичного значения праслав. *rana *‘результат (на)падения’ → ‘напасть, ущерб’ (при словообразовательной модели типа *voditi > *vada ‘канавка’).
Значение чеш. rana ‘множество’ (во фразеологизмах) позволяет предполагать также другое семантическое развитие от ‘ронять’: *‘результат (на)падения’ → ‘накопление (= что напáдало)’ — и, соответственно, амбивалентность первичной семантики праслав. *rana *‘результат (на)падения’ = *‘множество’ / ‘ущерб’.
Е. Н. Варникова
Вологодский филиал РАНХиГС
при Президенте РФ
Вологда, Россия
e-varnikova@yandex.ru
К вопросу об «императивных» конструкциях в славянской ономастике
Конструкции с опорным компонентом — именем существительным и предшествующей частью, омонимичной форме повелительного наклонения глагола, отмечены в разных классах славянской ономастики. Будучи в целом нехарактерными для индоевропейской ономастической и нарицательной лексики, такие структуры, встречающиеся в русских, украинских, польских, болгарских названиях населенных мест, в русских названиях рек и озер, в русской исторической и современной микротопонимии, в именах героев восточнославянского эпоса, в древнерусской антропонимии, в современных русских и украинских фамилиях, в сказочной и исторической русской зоонимии, привлекли внимание лингвистов и стали объектом их изучения (см. работы А. М. Селищева, В. А. Никонова, А. В. Суперанской, А. К. Матвеева, А. Ф. Журавлева, Л. А. Витушкиной и др.). Все исследователи отмечают эмоциональность, образность «глагольных» образований. При этом в большей мере изучена лишь одна сторона таких языковых единиц — форма «императивных» конструкций, как с диахронической, так и синхронической точек зрения. Мы решили обратиться ко второй стороне этих языковых знаков. В нашем сообщении анализируется семантика «глагольных» конструкций в сфере русских собственных имен и апеллятивов, устанавливаются «механизмы», определяющие их экспрессивность: чрезмерность проявления номинируемого признака, казусность действия как отличительного свойства предмета, принципиальная ирреальность действия, несоответствие действия и его объекта и пр.
Н. В. Васильева
Институт языкознания РАН
Москва, Россия
vasileva-natalia@yandex.ru
Метаязык литературной ономастики в лексикографическом представлении
Определение литературной ономастики как «стыковой», «пограничной», «междисциплинарной» области сопровождает эту дисциплину с самого начала ее утверждения. Сложность определения терминологических границ литературной ономастики состоит в множественности способов рассмотрения одного объекта — имени собственного в фикциональном тексте. Эти способы являются производными от многих филологических дисциплин и направлений. Оказавшись под «зонтиком» литературной ономастики, способы и приемы анализа не теряют связи с дисциплинами-источниками (стилистикой, лингвистикой текста, литературоведением и др.), и задача собрать воедино терминологический аппарат литературной ономастики и при этом сохранить ее «мультифилологизм» представляется не совсем простой. Терминологический парадокс литературной ономастики состоит в том, что собственных терминов у этой дисциплины крайне мало (если ориентироваться на классическую работу О. И. Фоняковой, то около двадцати). В докладе обсуждается модель лексикографического представления метаязыка литературной ономастики в виде словаря кластерного типа, с выделением тематических областей и дальнейшим описанием терминов внутри каждого кластера, с использованием тезаурусного подхода. Такой терминографический принцип позволит наметить дисциплинарные границы литературной ономастики, а также выявить системные связи терминов и междисциплинарные корреляции.
В. Л. Васильев
Новгородский государственный университет
Великий Новгород, Россия
vihnn@mail.ru
О способах локализации и реконструкции форм средневековой топонимии
Всюду найдется много селений, названных по рекам, ручьям и озерам, и немало рек, ручьев и озер, поименованных по селениям. В результате взаимодействия появляются гидронимно-ойконимные микросистемы (ГОМС), в которых возникновение одного географического имени или его варианта может быть достоверно объяснено через другое, территориально близкое и фонетически сходное или тождественное. В одних случаях главные звенья ГОМС сосуществуют на современной синхронической оси эксплицитно (д. Спасская Полисть < р. Полисть, д. Ильмень < оз. Ильмень, р. Углянка < д. Углы), в других случаях необходимо восстанавливать утраченную ГОМС (*д. Волдая < р. Волдая / Валдайка, пос. Демянск < *оз. Дѣмено, д. Лютиха < *р. Лютица, дд. Накорытне, Корытница < *оз. Корытно). Поиск, восстановление и анализ ГОМС сопряжены с решением важных задач, в числе которых:
1) уточнение местоположения средневековых ойконимов, упомянутых в исторической документации, но не сохранившихся в письменности Нового времени и/или в современном речевом обиходе;
2) локализация средневековых гидронимов, неопределенно упомянутых в исторической документации, применительно к водоемам, которые в более позднее время стали именоваться по-другому;
3) восстановление незарегистрированных письменностью древних структурных вариантов современных названий рек и озер;
4) реконструкция незарегистрированных письменностью древних гидронимов как таковых, со своими основами и аффиксами, сопряженная с их точной привязкой к конкретным водным объектам;
5) реконструкция и уточнение местоположения средневековых названий селений, о которых не сохранилось письменных свидетельств.
В докладе будет более подробно изложена суть методики межтопонимной микросистемности, приведены необходимые иллюстрации на примерах названий Новгородского региона.
И. Т. Вепрева
Уральский федеральный университет
Екатеринбург, Россия
irina_vepreva@mail.ru
Нейминг в огородном пространстве России (на материале названий сортов и гибридов помидоров и огурцов)
Садоводство, огородничество и дачное хозяйство имеют широкое распространение среди населения нашей страны. «Дачеизация» как социальный институт, культурный феномен и источник обеспечения российского населения продуктами питания формирует социальный заказ для овощеводов-селекционеров — выведение высокоурожайных, высококачественных, устойчивых к болезням, вредителям сортов и гибридов овощных культур. К излюбленным овощным культурам современных дачников России относятся помидоры и огурцы.
Помидоры и огурцы как приоритетные культуры среди овощных характеризуются большим количеством сортов и гибридов с ценными биологическими, хозяйственными и технологическими качествами. Многообразие исходного коллекционного материала позволяет вести селекционную работу в нескольких направлениях, получать каждый год разнообразное гибридное потомство, которое требует новых номинаций. Наименование должно помочь новому сорту выделиться на фоне конкурентных продуктов. Обычно это делает селекционер, исходя из собственных представлений и с учетом опыта конкурентов, а также современных номинативных тенденций.
В процессе номинации обычно происходит отбор наиболее существенных признаков, которые становятся базовыми для именования однотипных реалий. К каждой группе овощной культуры прикреплен особый набор устойчивых мотивировочных признаков. Так, для помидоров и огурцов важна форма плода. Причем форма помидора имеет большее разнообразие, чем форма огурца: она бывает округлой, шаровидной, овальной, яйцевидной и др. Цвет помидора варьирует от розового, светло-красного, красного, темно-красного до оранжевого, черного и зеленого. Для обеих культур важны урожайность, размеры плода, сроки вызревания.
Анализ наименований сортов и гибридов, представленных в современных каталогах, демонстрирует, с одной стороны, выразительные возможности языковой системы в реализации процессов номинации, с другой стороны, креативный потенциал селекционера-номинатора. Так, приоритетный для помидора признак крупного размера плода лежит в основе синонимического ряда названий, разноплановых по моделям номинации: «Айсберг», «Александр Великий», «Алтайский богатырь», «Богатырь», «Богатырь Илюша», «Безразмерный», «Бердский крупный», «Гигант», «Великий воин», «Воевода», «Генерал», «Дородный», «Дядя Степа», «Екатерина Великая», «Жирдяй», «Бугай розовый», «Большая мамочка», «Большой полосатый кабан», «Илья Муромец», «Алеша Попович» и др. Важный для огурцов признак высокой урожайности закрепляется в номинациях «Дружная семейка», «Веселые ребята», «Верные друзья», «Обильный», «Каскад», «Лихач», «Зеленый поток», «Зеленая лавина», «Букет», «Богатырская сила», «Зеленая гирлянда», «Изумрудная россыпь» и др.
В докладе будут рассмотрены языковые способы реализации выделенных мотивационных признаков овощных культур, а также особая прозрачность внутренней формы онимов.
Верижникова Е.В., Чиварзина А.И.
Македонские демонимы на фоне неславянских балканских языков
По христианским и околохристианским народным представлениям, дьявол является воплощением зла и причиной несчастий в мире, а потому подлежит табуированию и его имя. Материал македонских сказок, христианских легенд и быличек свидетельствует о многочисленных эвфемизмах, которые используются в этом качестве. Помимо заимствованных наименований (Сотона, Луцифер, ѓавол и др.), а также образных народных атрибутивов (Рогатиот, Куциот, Едноногиот, Нечестивиот, Црвениот и др.), среди моделей номинации встречаются и сращения междометных выражений (Натемаго, Даескрајата). Данные эвфемизмы восходят к формулам проклятия и отречения.
Подобные модели образования эвфемизмов существуют и в соседних неславянских балканских языках, албанском и румынском. В докладе предлагается рассмотреть и сопоставить типологически близкие языки на примере демонимов.
Н. А. Власкина
Южный научный центр РАН
Ростов-на-Дону, Россия
nvlaskina@gmail.com
Ильин день в донской традиции: народные представления и фольклорные тексты
В докладе обобщаются народные представления и фольклорные тексты донских казаков о дне Ильи-пророка. Источниковая база — полевые материалы ЮФУ и ЮНЦ РАН, исследования М. А. Рыбловой, С. Ю. Пальгова, В. А. Шилкина, С. А. Шестак, Т. Б. Диановой и др. Значительная часть анализируемых текстов и верований известна всем восточным славянам. Праздник считается грозным / заслуженным / сердитым / строгим / наказушным. Известен запрет на работу, но наиболее широко фиксируется запрет на купание в этот день с вариантами мотивировок: Илья в воду написял / нассал / насикал / посикал, воду намочит. С этого дня вода / росы становятся холодными, зори — прохладными. Если купаться на Илью, можно заболеть, испортить кожу, утонуть, верба в заду / на спине вырастет, Илья-пророк заберет; схватят русалки. Вода после этого дня зеленая / начинает цвести. Прослеживается роль Ильи-пророка как подателя дождя, но отношение к дождю амбивалентно: в этот день о нем молятся, но также дождь в этот день предвещает гнилые арбузы. Ряд донских сельскохозяйственных примет сходен с поверьями, характерными для юга и юго-запада Восточной Славии. Идея конца лета и связь с дождями реализуется в повсеместно известной паремии Илья наделал / принесёт / наробэ гнилья и предписании убирать лук с огородов в этот день, чтобы он зимой не гнил / не прел. С этим днем связаны на Дону также приметы о капусте, арбузах, огурцах, картофеле. В нескольких районах фиксируется поверье о высиживании волшебного цветка капусты в канун Ильина дня.
Т. В. Володина
Центр исследований белорусской культуры,
языка и литературы НАН Белоруссии
Минск, Белоруссии
tanja_volodina@tut.by
Ідзіце, пералогі, чорту пад ногі: этимология и мифопоэтика этномедицинского наименования
В центре внимания — пералогі как один из элеменов народной медицинской номенклатуры белорусов и соответствующая функциональная группа заговоров. Предполагается проследить, как основные симптомы (боль органов брюшной полости, судороги, падение и перекатывание) обусловили этиологические конструкции, наименования, заговорные мотивы и ритуальные практики. Существование краткой формы логи обращает внимание на обширное гнездо обозначений болезней с приставкой пере-/пера-, которая в данном случае акцентирует избыточность и перенасыщенность. В заговорах разрабатываются как универсальные, межфункциональные мотивы, так и специфические для этой группы. На фоне закономерных в группе заговоров сферы животноводства мотивов последовательного перемещения недуга из частей тела или обратного отсчета выделяется яркая группа текстов с образами трех путников и их находок. При всем кажущемся разнообразии персонажи представляют собой образ «чужого» для крестьянского социума — социально, конфессионально или этнически (войт, судья, поп, дьяк, еврей и др.), а их находки укладываются в реестр одежды для конечностей тела (головной убор, рукавицы и штаны / обувь), болезнь же регулярно отправляется к еще одному константному для этой группы персонажу — черту. Ставится вопрос о соотносимости мотива с анамнезом болезни, в том числе мифологическим.
Р. В. Гайдамашко
Институт лингвистических исследований РАН
Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена
Институт системного программирования им. В. П. Иванникова РАН
Санкт-Петербург, Россия
gaidamashko@gmail.com
Названия жимолости в русских говорах Верхнего Прикамья и коми языках (ареально-этимологический, структурно-семантический, этнолингвистический аспекты)
Объект исследования — названия растения (resp. кустарников, плодов) жимолость (Lonicera) и отдельных его (под-)видов (caerulea L., caerulea subsp. pallasii (Ledeb.) Browicz; edulis Turcz.; xylosteum L.) в русских говорах Верхнего Прикамья и — отчасти — сопредельных территорий (Вологодский уезд, Кировская область): балеба́н, балева́н, жман, ижма́н, ижума́н, нё́ньки, у́жман, узне́нь, узнё́нь, южма́н и др. К сопоставлению привлечены сходные слова (включая предполагаемые этимоны русской лексики) в коми и удмуртском языках: коми-перм. баляня́нь, баляня́ня, жбан, ижма́н, узьнёнь, ыжба́н, ыжма́н, коми-язьв. ɵжма́ля, рɵжма́ля, коми-зыр. ныжман, ужнёнь, ыжмаль, ыжман, ыжмоль, ыжнёнь, удм. ыжноны и др. Перечислены гипотезы о происхождении русских и финно-угорских слов (за авторством А. Е. Аникина, А. А. Бурыкина, В. И. Лыткина, А. К. Матвеева и др.), очерчены ареалы лексики, представлен ее структурно-семантический анализ, приведены некоторые этнолингвистические данные. Выявленная модель «зооним + ‘грудь, вымя, соски́ (mamma, papilla)’ или ‘яйца (testiculae)’» (например, овечьи титьки, кобыльи титьки, коровьи титьки, кошачьи титьки, собачий сосок, заячье вымя, бычьи яйца, бараньи яйца, собачьи яйца и мн. др.) оказалась весьма продуктивной как в русских говорах, так и в различных языках Евразии (например, в нижненемецком, эстонском, горномарийском, хакасском, якутском и др.) при номинации жимолости и других растений (хвоща полевого, гравилата речного, камнеломки зернистой, малины, тыквы и др.).
Giuliano Gajetti
Jagiellonian University
Kraków, Poland
giuliano.gajetti@doctoral.uj.edu.pl
The Slavic Thunder God in the toponymical data
Perun, the Slavic Thunder god, is one of the main gods of the pre-Christian Slavic pantheon, which is attested in several kinds of sources. Traditionally, the historical sources about him are related to Eastern Slavic areal, while linguistics and folkloric sources connect him to the Western Slavic areal. Instead, toponyms related to Perun are mostly, but non-exclusively, found in Southern Slavic areal. In addition, some toponyms could be found also outside the borders of contemporary Slavdom.
In this paper, I will start following a new etymological theory concerning the Slavic theonym (proposed by [Łuczyński, 2020]), and I will report the elements and connotations of Perun’ semantic field. Subsequently, it will give a comprehensive account of the toponyms related to the theonym Perun, and to his variations in different Slavic languages, plus the toponyms which are considered indirectly connected to Perun, although inserted in his semantic field (for instance the one related to the oak tree, as in Russian дубрава ‘oak forest’).
I will show how the toponymical data does not always allow one to understand if the name’s origin came directly from the theonym, from a similar anthroponym, or a homonym term (as for instance Polish piorun ‘thunderbolt,’ Piorun ‘Thunder god name’). A similar situation can be seen in the indirect toponyms, whose relationship with the theonym requires eventually supplementary and contextual data.
Г. Р. Галиуллина
Казанский федеральный университет
Казань, Россия
caliullina@list.ru
Антропонимическое пространство современного города Казань
Доклад посвящен анализу современного (за последние пять лет) антропонимикона Казани в генетическом, лексико-семантическом и функциональном аспектах. Полиэтничность и поликультурность города находят непосредственное отражение в его антропонимическом пространстве. В докладе будет проанализирован процесс изменения именника, а также выявлена специфика взаимодействия систем личных имен разных народов, представители которых проживают в Казани. Исследование осуществляется на основе материалов ЗАГСов Республики Татарстан.
Е. Г. Галицына
Уральский федеральный университет
Екатеринбург, Россия
helen25-00@mail.ru
Манжетка обыкновенная (Alchemilla vulgaris L.) в народной номенклатуре германских и финно-пермских языков
Доклад посвящен фитонимам, обозначающим манжетку обыкновенную (Alchemilla vulgaris L.) в двух германских и трех финно-пермских языках: английском, немецком, финском (включая ингерманландские говоры), карельском и коми. Анализируется мотивация фитонимов; рассматриваемые лексические единицы сгруппированы по признакам номинации, лежащим в их основе. Некоторые наименования английского и немецкого языков исследуются в диахроническом аспекте. Особое внимание уделено лексико-семантической структуре фитонимов. В докладе отмечается, посредством каких компонентов и языковых средств переданы те или иные признаки реалии в германском и финно-пермском материале. Вслед за этим предпринимается попытка представить некую общую картину лексико-семантических особенностей названий Alchemilla vulgaris в двух языковых системах. Обсуждается, какие из компонентов можно считать универсальными и характерными для разных систем народной номинации, а какие обусловлены этнокультурной спецификой. В исследовании применяются описательный, контрастивный и сравнительно-исторический методы.
Э. Л. Гептинг
Новгородский государственный университета
им. Ярослава Мудрого
Великий Новгород, Россия
froggg2000@mail.ru
«Мы говорим неправильно»: о восприятии собственного говора жителями Ильменского Поозерья
Навязывание нормированного русского языка как единственно правильного и легитимного не смогло полностью искоренить диалект жителей Поозерья, но и не способствовало формированию его престижа в сознании носителей. Интервью с представителями старшего поколения этого региона доказывают, что собственный говор оценивается ими в аксиологических категориях (звучат оценки «неправильно», «некрасиво», «ненормально», «нехорошо», «плохо») по отношению к идеальной норме — кодифицированному русскому языку. Однако в высказываниях поозеров о своем говоре есть и чувство гордости: информанты говорят о диалекте как о важном показателе принадлежности своим корням. Такие противоречивые мнения относительно собственного говора являются реакцией на ситуацию несбалансированной диглоссии.
М. В. Голомидова
Уральский федеральный университет
Екатеринбург, Россия
golomidova-marin@mail.ru
Нейминг спортивных сооружений в России: традиции и новации
В докладе рассматриваются особенности искусственной номинации применительно к специальным спортивным сооружениям. В России исторически сформировались семантические и структурные модели номинации стадионов, манежей, треков и других спортивных объектов, основная доля которых была построена в советский период. В настоящее время под влиянием социальных, экономических, культурных обстоятельств нейминг спортивных объектов претерпевает закономерную трансформацию. Глобальные тренды развития профессионального спорта и физкультурно-оздоровительной деятельности, расширение спектра типов и видов спортивных сооружений, а также изменение их восприятия целевой аудиторией не могли не повлиять на мотивировку спортонимов. Пока нейминг и ренейминг спортивных объектов представляют малоосвоенную область ономастических исследований. Цель данного сообщения — на фоне исторического ономастического материала раскрыть мотивационные основания современных номинативных решений и оценить тенденции в этой сфере номинации с учетом запросов целевых групп. Языковой материал составили названия крупных спортивных сооружений в мегаполисах Российской Федерации — Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Казани, Краснодаре, Красноярске, Новосибирске и др. В результатах семантического ономасиологического анализа будут представлены содержательные основания новейшего нейминга, с помощью элементов дискурс-анализа будет обосновано участие неймов в брендировании спортивных объектов.
Т. В. Горячева
Институт русского языка
им В. В. Виноградова РАН
Москва, Россия
tvgoryacheva@mail.ru
Этимологическая версия беломорского диалектного выражения без пафи
Статья посвящена этимологии беломорского выражения без пафи, что значит ‘крепко спать’, ‘спать беспробудным сном’, что позволяет считать его синонимом спать без задних ног. Отсюда следует сделать вывод о том, что компоненты обоих выражений семантически идентичны («отдыхающие конечности во время крепкого сна»), и в рассуждениях нужно опираться на упоминание задних частей тела, ног. Это позволяет при этимологизации пафи учитывать праслав. *paxy, paxve, в продолжениях которого в русском языке фигурирует значение ‘нижние конечности тела человека’. Следует отметить их богатую фонетическую вариативность в говорах русского языка.
Л. Г. Гулиева
Бакинский государственный университет
Баку, Азербайджан
lalaquli@rambler.ru
Русский островной говор Азербайджана (к вопросу об изученности)
«Лексикон русского островного говора Азербайджана» (авторы — Л. Г. Гулиева, Э. А. Гейдарова), изданный в 2014 г., явился итогом исследовательской работы азербайджанских языковедов. В него вошло около шести тысяч диалектных слов. В «Лексикон» включена почти вся лексика, зафиксированная в говоре русских переселенцев Азербайджана, а также слова, совпадающие с литературными, но отличающиеся от них по семантике и функционированию. Выход в свет «Лексикона» был значимым событием в научной жизни республики, послужил базой для интенсификации дальнейшего исследования островного говора. «Лексикон» представляет научный интерес в двух аспектах: 1) дает возможность проследить степень устойчивости языковых элементов, изолированных от метрополии; 2) позволяет наблюдать различные проявления межъязыковых и междиалектных контактов. Приводимые в качестве иллюстрации образцы диалектных текстов бесценны по своей оригинальности, передаче неповторимого колорита южнорусского менталитета.
В настоящее время большое внимание при изучении русского островного говора Азербайджана уделяется когнитивному направлению — выявлению концептосфер (Л. Г. Гулиева, Г. Д. Удалых), лингвокультурному аспекту. На материале «Лексикона» написаны монографии Э. Гейдаровой «Лексическая система русского островного говора Азербайджана» (М., 2015) и «Языковой портрет русского островного говора Азербайджана» (М., 2017), которые можно считать обобщающими образцами культурологического подхода к изучаемому явлению. Следует отметить, что не только азербайджанские ученые продолжают работать над изучением русского островного говора Азербайджана, материалы «Лексикона» привлекаются и российскими диалектологами (Т. В. Нестеровой, Р. И. Кудряшовой) для сопоставительных исследований.
А. В. Гура
Институт славяноведения РАН
Москва, Россия
avgura@mail.ru
Названия щекотки в славянских языках и диалектах
Щекотка может быть целенаправленным действием, но может возникать и непроизвольно, как рефлекторная реакция кожи на случайные раздражители. Она может напоминать зуд и першение (рус. яросл. гомози́ть ‘щекотать, першить’, польск. giemzić ‘зудеть, свербеть, щекотать’), вызывать ощущение контакта с множеством насекомых (чеш., слвц. hmyz), ползающих по телу (в.-луж. hemzać ‘кишеть’). Щекотание может описываться через такие действия, как царапать, чесать, скрести, драть; кусать, щипать; колоть, жалить; бить, ударять, долбить, лягать; ласкать, гладить; тискать, давить, душить; бодать, ср. мотивированные шутливым «боданием» ребенка двумя пальцами-рожками названия, связанные с барашком (барашки-кургашки) и козой (польск. подляс. kozytać, блр. гродн. казы́чыць, юж.-рус. козюка́ть, козякать и др.). Распространена словообразовательная модель наименования щекотки от междометий, возгласов щекочущего. Это так называемая звукоизобразительная лексика с редупликацией, неустойчивостью и чередованием гласных, с варьированием опорных согласных по глухости / звонкости и их метатезой: 1) g/k — l (кашуб. gili-gili! > gilac, kilac); 2) g/k — d/t, d/t — g/k (болг. гъди-гъди! > гъдичкам, влг. кы́ткать); 3) g/k — l — t/d, g/k — t/d — l (кашуб. gidli-gidli! > gildzić, gidlić, болг. гъделичкам, макед. го́дул). Признаки звукоизобразительности (*skьk-, *skьg-, *skek- / *skъk-, *skok- > šček-, ščeg- / skok-, skak), по-видимому, изначально характеризуют и распространенные названия щекотки у южных, восточных и частично западных славян, например рус. щекотать, укр. скоготати, макед. ско́коткам, с.-х. шкакљати, чкакљати, слвн. ščegetati, žgečkati, морав., слвц. ščegliť, štekliť.
Е. Р. Гусева
Петрозаводский государственный университет
Петрозаводск, Россия
rafhatovna@mail.ru
Система указательных местоимений в севернорусских говорах
В докладе на материале дифференциальных словарей рассматриваются специфические черты системы диалектных указательных местоимений, имеющей существенные отличия от систем современного русского литературного и древнерусского языка. Изучаются структурно-семантические, коммуникативно-прагматические свойства указательных местоимений — пространственно-временных дейктиков, характеризующих особенности диалектной языковой картины мира.
И. А. Дамбуев
Институт монголоведения, буддологии
и тибетологии СО РАН
Улан-Удэ, Россия
igor_dambuev@mail.ru
Телескопия во французской топонимии
В результате проведения территориальной реформы во Франции с 2015 г. по настоящее время происходит укрупнение ряда коммун — низших единиц административно-территориального деления страны. За этот период в процессе объединения прежних коммун было образовано 820 новых коммун. Каждая из них получила официальное название. В большинстве случаев новые названия даются на основе прежних названий, но имеется не менее 25 «неотопонимов», образованных путем телескопии. Телескопированные слова образуются в результате слияния сегментов (апокопа, афереза, синкопа) двух и более исходных слов или полных слов с наложением общего звукового сочетания: Montmérac = Montchaude + Lamérac, Évellys = Ével + Illys, Bellevigny = Belleville + Saligny, Montlainsia = Montagna-le-Templier + Lains + Dessia, Alloinay = Les Alleuds + Loizé + Gournay, Aigondigné = Aigonnay + Mougon + Sainte-Blandine + Thorigné и др. Чаще всего телескопированные топонимы образуются на основе названий прежних коммун и других топонимов. Однако встречаются и другие мотивы номинации: Chabanière = les Chats + les Badrais + les Racanières (прозвища жителей коммун), Tuffalun = tuffeau ‘белый песчаник’ + falun ‘ракушечник’. Телескопирование не является традиционным способом топонимического словообразования, но проникает в топонимию благодаря распространению в нарицательной лексике, особенно в терминологии, художественной литературе, прессе, рекламе, разговорной речи. Оно способствует языковой экономии и уникальности названия.
Ю. А. Дзиццойты
Юго-Осетинский государственный университет
Цхинвал, Республика Южная Осетия
Центр скифо-аланских исследований им. В. И. Абаева
Владикавказский научный центр РАН
Владикавказ, Россия
dzicc@mail.ru
К этимологии эпического имени Ʒerassæ
Герои осетинского (нартовского) эпоса делятся на главных и второстепенных (или эпизодических). Первым из них посвящены циклы сказаний, а вторые встречаются в одном или двух сказаниях. Первой категории героев посвящена также обширная литература, тогда как вторая пока еще не стала предметом пристального внимания. Между тем указанное деление вовсе не означает второстепенной роли самих образов. Это замечание касается в первую очередь образа и имени родоначальницы земных людей, коней и собак в нартовском эпосе — Ʒerassæ. У этого имени нет убедительной этимологии. Строгий учет исторической фонетики осетинского языка позволяет возвести первую часть (Ʒer-) к праиранской основе *Jai-ra- ‘имеющая отношение к жизни’, от праиран. *gai- : J(a)i- : Ji- ‘жить, существовать’ + суффикс прилагательных *-ra. Во второй части, по мнению Г. В. Бейли, скрывается древнеиранский суффикс *-āsa. Типологические параллели к семантическому развитию ‘жизнь’ → ‘родоначальник’ представлены на кавказской и скандинавской почве. Таким образом, героиня, скрывающаяся под именем Ʒerassæ, оказывается весьма древним мифологическим персонажем.
Т. Н. Дмитриева
Уральский федеральный университет
Екатеринбург, Россия
profdmitan@yandex.ru
Полевые диалектологические исследования А. К. Матвеева на Северном Урале в 1950-е гг.
В докладе рассматриваются полевые материалы по русской и мансийской лексике, зафиксированные А. К. Матвеевым в 1955–1958 гг. на Северном Урале, в районах, где русское население длительное время контактировало с представителями коренного финно-угорского населения края — коми, манси, в меньшей степени с ханты. Эти материалы стали основой его кандидатской диссертации «Финно-угорские заимствования в русских говорах Северного Урала» (1958), опубликованной в «Ученых записках Уральского университета» (Свердловск, 1959. Вып. 32). А. К. Матвеев, выдающийся российский ученый, создатель Уральской ономастической школы и Топонимической экспедиции Уральского университета, отметившей в 2021 г. 60-летний юбилей, был первым отечественным исследователем русской диалектной лексики финно-угорского происхождения в русских говорах Северного Урала. В сохранившихся до наших дней полевых тетрадях и блокнотах А. К. Матвеева содержатся зафиксированные более 60 лет назад ценные сведения по русской диалектологии, русско-финно-угорскому языковому взаимодействию и по лексике диалекта пелымских манси, из которого в местные русские говоры вошло наибольшее число заимствований и носители которого в середине XX в. почти полностью обрусели. Не все эти сведения опубликованы. Особое внимание в докладе уделяется обнаруженным в полевой тетради 1956 г. и неизвестным ранее записям мансийских слов на пелымском диалекте, сделанным в д. Шанталь и д. Пелым Гаринского р-на Свердловской обл., в связи с чем А. К. Матвеева можно считать последним в ряду исследователей этого уже исчезнувшего диалекта мансийского языка.
В. Е. Добровольская
Российский государственный университет
им. А. Н. Косыгина
Москва, Россия
dobrovolska@inbox.ru
Хам и Каленые зубы: имена персонажей сказки сюжетного типа СУС 480В*
В корпусе русских сказочных текстов особняком стоит сюжетный тип СУС 480В*. Традиционно он известен по варианту из сборника А. Н. Афанасьева (№ 104), где действует Баба-яга. Она же присутствует в варианте из сборника А. М. Смирнова (№ 151). В третьем варианте данного сюжета, опубликованном в сборнике Смирнова (№ 294), действует персонаж по имени Хам. В записях сказок Пермского края было обнаружено еще два варианта. В одном из них действует Хам, во втором — Каленые зубы. В тексте из Вологды действует Каленые зубы в красной рубашонке. Только в варианте из сборника Афанасьева девушка благополучно возвращается домой. В остальных вариантах падчерица погибает. Причина смерти — в неправильном поведении девушки.
Имя персонажа Каленые зубы, скорее всего, связано с устойчивым фольклорным эпитетом, где слово каленый имеет значение ‘обработанное калением железо’. Подтверждением того, что слово каленый в сказках является синонимом слова железный, выступают каленые орехи, которые герой грызет, соревнуясь с чертом. В ряде случаев они прямо называются железными. Таким образом, слово каленый в сказке всегда обозначает железо. Следовательно, персонаж Каленые зубы — это некое существо с железными зубами. Такая аномалия зубов — характерная черта мифологических персонажей (ср. Железнозубый еретик). Красный цвет рубахи также указывает на мифологическую природу персонажа. Имя Хам, скорее всего, связано со звукоподражанием, поскольку в большинстве вариантов сказочники употребляют выражение «хам-хам, и съел девушку».
Л. П. Дронова
Институт филологии СО РАН
Томск, Россия
lpdronova@mail.ru
Заметки на полях этимологии
Сообщество славистов осознает и обсуждает проблему объединения результатов работы ученых разных стран, прежде всего доступности для лингвистического сообщества данных диалектных и других региональных словарей, проблему создания тезаурусов. Не менее значимой и актуальной представляется задача объединения усилий лингвистов, историков, археологов для создания другого рода тезаурусов — неких пространственно-временных, исторических «срезов» для разных ареалов расселения славян, включающих историю контактов и/или аналитических обзоров по историческим встречам славян с другими этносами. Достижения современной тюркологии, финно-угроведения, алтаистики, активизация изучения языков и культур прикарпатских народов (русинов, гуцулов, бойков, лемков), успехи историков, археологов позволяют это сделать на новом уровне. Нужны международные проекты, технические возможности для этого уже имеются. Такое обобщение данных — необходимая база для историков языка, этнолингвистов, этимологов, историков культуры, учитывающих результаты смежных дисциплин. Этимологам это позволило бы обратиться к спорным и «корневым» этимологиям, выявлению неясных связей и истории многих диалектных слов и пр., чтобы участвовать в воссоздании культурной истории этносов.
В докладе на материале русского и других славянских языков приводится ряд примеров, показывающих возможность пересмотра прежних решений, нового подхода и аргументов к старым вопросам в этимологии благодаря новому, обобщающему уровню знания по истории языков, их контактам, междисциплинарным данным (слав. *kvarъ; западнославянско-украинско-прикарпатская изоглосса газда / gazda; рус. диал. хизь, хинарный и др.; русин., бойк., укр. ялó ‘прилично, как следует’, гуцул. єло (си)).
Габор Дьёни
Будапештский университет им. Лоранда Этвеша
Будапешт, Венгрия
dominus2006@yandex.ru
Ловушки языкознания: тюркология, история и идеология в исследованиях ранней истории мадьяр
Тюркология занимает особую роль в исследовании древней истории мадьяр. Это связано с объективными причинами, поскольку в венгерском языке имеется достаточно весомый пласт тюркских заимствованных слов, которые (или часть которых) попали в венгерский язык еще до обретения родины (X в.). Ввиду отсутствия письменных источников значение этих заимствований огромно. Уточнение места и времени этих заимствований может пролить свет на многие вопросы древней истории мадьяр.
В Венгрии сформировалась сильная, признанная на международном уровне школа тюркологии. В силу историографических причин тюркология в Венгрии имела некий «патриотический» образ. В последние 80–100 лет тюркологи играли ведущую роль в исследовании древней истории мадьяр не только в интеллектуальном, но и в институциональном отношении. То, что тюркологи в значительной степени определяли научный дискурс о ранней истории мадьяр, имело некую «научно-политическую» подоплеку.
Однако существуют кардинальные различия между схемами, предлагаемыми тюркологией, и тем, к чему приходит российское научное знание. Часть тюркских заимствованных слов в венгерском языке свидетельствует о том, что предки венгров уже довольно рано, с V–VI вв. жили на юге. Но такую гипотезу истории мадьяр (предлагаемую тюркологами) не подтверждают исторические и археологические данные. Думается, что это не просто интеллектуальный спор: ситуация имеет иную подоплеку, где с одной стороны лагерь «отечественных патриотов-тюркологов», а с другой стороны — позиция исследователей с багажом знаний русско-советской научной традиции.
И. Н. Дьячкова
Петрозаводский государственный университет
Петрозаводск, Россия
gyla4@yandex.ru
К проблеме этимологизации лексического компонента варь / варя в составе севернорусских диалектных выражений (в первую варь, всей варью, во всю варь)
В севернорусских диалектах (Архангельская область, Карельское Поморье) до настоящего времени фиксируется употребление некоторых устойчивых выражений, включающих лексический компонент варь (варя, вария): наступить всей варью ‘всем телом, всем весом’, идти в первую варь ‘в первую очередь’, кричать во всю варь ‘во всю мочь’, ‘во весь голос’. В исследовании делается предположение о семантическом развитии лексемы варь в этих оборотах из одного источника, восходящего к значению балто-славянского корня var- ‘количество / множество / большинство’ и его производных в русских говорах с семантикой ‘толпа’ (ряз., тамб.), ‘вес’, ‘тяжесть’ (арх., олон.). В случае с выражением кричать во всю варь не исключается возможность смысловой контаминации с оборотами типа во всю варьгу (разг. варежку), где варьга — ‘рот, пасть’ (гипотеза В. М. Мокиенко).
И. В. Ефименко
Институт украинского языка НАН Украины
Киев, Украина
i.yefimenko@mail.ru
Судостроительная терминология в «Словаре русских народных говоров» (этимологический аспект)
Предмет нашего доклада — русская судостроительная терминология, отражающая один из древнейших промыслов, известных славянским народам еще на ранних этапах их исторического развития.
Материалом исследования послужил ряд судостроительных терминов, обозначающих названия различных водных средств передвижения (судов, лодок, паромов, барж, плотов и под.), извлеченных из реестра «Словаря русских народных говоров» и, насколько нам известно, ранее не привлекавших внимания специалистов.
Обращение к этому лексикографическому источнику обусловлено, во-первых, богатством лексического материала, относящегося к указанной терминологической группе, а во-вторых, большим количеством лексических архаизмов, представленных исконными названиями, часть из которых можно квалифицировать как потенциальные праславянизмы. В словаре также засвидетельствованы так называемые поздние судостроительные термины, возникшие в период формирования русского литературного языка (до XX в. включительно), и некоторые неславянские заимствования, адаптированные на местной языковой почве.
С точки зрения типологии номинации, представленный в [СРНГ] лексический материал достаточно разнообразен и имеет разную степень этимологической прозрачности. Во многих случаях утраченная первоначальная семантика названий плавсредств может быть восстановлена с помощью этимологической процедуры, позволяющей проследить не только фонетические и словообразовательные процессы в исследуемой терминологической группе лексики, но и семантическую эволюцию каждого термина.
С. В. Жужгов
Уральский федеральный университет
Екатеринбург, Россия
sergey_zhuzhgov@mail.ru
Проект толкового словаря нонстандартных геммонимов
Нонстандартная лексика камня до сих пор мало изучена в рамках отечественной лингвистики. Однако благодаря активным исследованиям в этом направлении «каменная» лексика вводится в научный оборот. Доклад посвящен вопросам систематизации «каменных» номинаций, одной из основных форм которой является создание толкового словаря.
Специфика рассматриваемой лексики на данном этапе ее изучения не позволяет работать с ней в «привычных» рамках толкового словаря. Речь идет о словаре нового типа, в котором будет сочетаться опыт создания толковых и энциклопедических компендиумов. Особенность предлагаемого «каменного» словаря — отсутствие социолингвистического комментирования. Такой подход задан материалом, который объединяет социально и территориально закрепленную лексику. При формировании словника предпочтение отдается полевым данным, собранным исследовательской группой из Уральского федарального университета, но значима и историческая информация о слове, почерпнутая из письменных источников. Для полного описания нонстандартной геммонимии важно также привлечение этнографической и этнолингвистической информации.
Е. Э. Иванова
Уральский федеральный университет
Екатеринбург, Россия
paklina.len@yandex.ru
Наименования людей, добывающих самоцветные и цветные камни, в уральских говорах
В докладе будет представлен комплексный анализ лексики, именующей людей, которые добывают самоцветные и цветные камни. Материал был собран на территории Урала путем опроса информантов, изучения региональных тематических форумов и письменных, в том числе исторических, источников. Многие лексемы не фиксируются словарями и впервые вводятся в научный оборот.
Представлены как наименования отдельных лиц (горщик, каменщик, старатель), так и наименования коллективов (кумпанство, артель, складыня).
Выделяются основные номинативные модели: наименования по процессу труда (копач, копальщик), по характеру труда (хитник, безбилетник), по продукту труда (слюдянщик, хризолитчик), по конкретному месту работы (горщик, поддерновщик).
Решается вопрос о социолингвистической принадлежности слов: диалектное / региональное / профессиональное.
Выявлены источники происхождения лексем: словообразование на базе русского языка, семантические изменения слов общеупотребительной лексики, заимствование из других языков и терминосистем.
Лексемы характеризуются с точки зрения исторической перспективы: устаревшие; вышедшие из употребления, но хорошо известные; употребляемые сегодня. Показаны изменения значений некоторых слов.
А. Б. Ипполитова
Институт славяноведения РАН
Москва, Россия
alhip@ya.ru
Ономастика в русских травниках XVII–XIX вв.
В докладе будет рассмотрен и проанализирован корпус имен собственных, встречающихся в материалах русских рукописных травников XVII–XIX вв. Бо́льшая часть имен собственных представлена здесь антропонимами. Обычно они включаются в фитонимы; это могут быть имена персонажей христианского предания (адамова глава, аронова борода, моисеев жезл), разнообразные имена трав-царей (царь Симан, царь Иван, царь Мурат). При этом уже сами названия растений могли восприниматься создателями и читателями травников в качестве имен собственных (ср. заглавие травника XVII в.: «Указ травам афинеиския мудрости розным имяны з указом»; в травниках XVIII в.: «Роспиши всям травам имена, и что кая трава, и гъде родится, кака где родится, и как цветъм, и на каком месте, и кавым листом»; «Трава имя ей кореф»), что иногда отражается в графике — написанием фитонима с прописной буквы. Особую группу имен собственных в травниках составляют топонимы, которые, как правило, связаны с местностью бытования той или иной рукописи или ее протографа. В травниках упоминаются реки Двина и Волга, топонимика окрестностей Ярославля и Углича (углецкая дорога, углецкий кабак, Левонтьевский монастырь, Левонтевская богаделня, урочища Шиловка, Семик, Полушкин лес), село Шуйское на р. Сухона, города Ярославль и Муром и др.
И. Б. Качинская
Московский государственный университет
им. М. В. Ломоносова
Москва, Россия
kacza@yandex.ru
Имена родства: мена терминов
В докладе на примере архангельских говоров будут рассмотрены смещения смыслов, зафиксированные для терминов родства.
При видимой строгости соответствия термина определенному месту в структуре родства для большинства терминов отмечена многозначность. Семантические сдвиги имеют тенденцию к однонаправленности: термины кровного родства распространяются на термины свойства́, приемного и духовного родства, выходят за пределы родства, а в своем метафорическом значении — даже за пределы человеческого сообщества.
Семантические смещения тесно связаны с наложением разных функций родства, которые характерны для каждого члена семьи. Так, все ближайшие родственники могут называть человека одним и тем же термином — по его наиболее актуальной функции (дедом будет мужчина не только по отношению к своим внукам, так же его будут называть его дети, его жена, возможно, его братья, сестры и даже родители — т. е. называть его «по внукам»). Входя в новую семью, всех членов этой семьи молодая женщина должна была именовать теми же терминами, что и кровных родственников, т. е. так же, как и ее муж, «по мужу». Соответственно, молодой муж должен был называть всех родственников жены так же, как жена, «по жене». Но в реальности мы видим другую картину: имеется мощная тенденция разделять имена родства, относящиеся к кровным и некровным родственникам (родная мать — мамка, свекровь — матушка).
Семантические сдвиги, происходящие в различных группах терминов родства, не являются окказиональными, но представляют собой языковую универсалию.
Н. В. Комлева
Вологодский государственный университет
Вологда, Россия
k.nati@mail.ru
Текстообразующая роль имени в рассказах В. И. Белова «Вовка-сатюк» и «Тезки»
Процесс выбора автором имени для своего персонажа связан с решением особых художественных задач.
Работа посвящена изучению роли имен персонажей двух рассказов из цикла «Произведения для детей» В. И. Белова в построении таких текстовых категорий, как информативность текста и субъектная организация текста.
Немаловажным компонентом модели именования персонажа и номинативного ряда в целом является прозвище, которое не только дает герою психосоциальную характеристику, но и определяет его место в системе внутритекстовых смысловых оппозиций.
Анализ употребления компонентов номинативного ряда главного персонажа рассказа «Вовка-сатюк» в разных типах авторского повествования (субъектной организации) позволяет понять смысл кольцевой композиции рассказа и ключевой смысловой оппозиции текста: Вовка-сатюк — Вова Петрович.
В рассказе «Тезки» использован прием «семантического перевертыша». Игра с онимами превращает этот рассказ почти в новеллу с неожиданной развязкой. Мальчик Толя в речи взрослых почему-то исключительно Петров; Варнак — «каторжник», но для мальчика он добрый и чуткий Анатолий Семенович. Позже выясняется, что Варнак — это отфамильное (Варнаков) прозвище, а учительница Петрова — в прошлом жена Варнакова, бросившая своего без вины осужденного супруга.
В процессе декодирования смыслов, заложенных в художественный текст, формируется новый статус имени, перерастающего в обобщенно-художественный знак.
М. М. Кондратенко
Ярославский государственный педагогический
университет им. К. Д. Ушинского
Ярославль, Россия
mmkondratenko@gmail.com
Особенности номинации времени в белорусских говорах
Для исследования выбраны белорусские народные обозначения некоторых периодов времени. Основным способом изучения лексической интерпретации этого круга понятий является анализ полисемичных лексем, значения которых свидетельствуют о когнитивной взаимосвязи различных смысловых сфер, с последующим выявлением моделей семантических переходов. Собранный материал показывает, что в белорусской лексике наглядно представлен первоначальный мотивационный признак времени — «поворот, вращение». Другой особенностью белорусских лексем с темпоральным значением, помимо их многозначности, является манифестация ими соответствия этапов бытия человека определенным циклам (сельскохозяйственным, фенологическим сезонам), которые служат основой для ориентации в течении жизни. Время предстает как объект возможного активного воздействия на него человека. Кроме того, отмечены иные семантические феномены: «размещение» будущего в прошлом и др. Данные белорусских говоров очень важны для славистики как материал для верификации данных, полученных из периферийных зон Славии, а также для уточнения ареалов явлений лексико-семантического уровня и реконструкции ряда древних семантических архетипов.
С. Ю. Королёва
Пермский государственный национальный
исследовательский университет
Пермь, Россия
petel@yandex.ru
Антропонимы в фольклорных преданиях о первопоселенцах (на материале Северного Прикамья)
На Русском Севере и в других регионах известны предания о первопоселенцах, из чьих имен устная традиция выводит местные топонимы (например, Куростров — от имени отца Кур, Ухтостров — в честь сына Ухт и т. д.). Исследователи полагают, что часть таких имен — результат народной этимологии иноэтничных географических названий. Однако это не единственно возможный способ их возникновения. В устной традиции Северного Прикамья (прежде всего у коми-пермяков и язьвинских пермяков) выявлены случаи, когда фольклорные антропонимы оказываются реальными именами первопоселенцев и/или лежат в основе фамилий местных жителей. Так, имя соликамского язычника Иртега, принявшего крещение (в отличие от его брата Шутега, закопавшего себя в землю), находит соответствие в фамилии Иртегов, распространенной в этом районе (с 1597 г.). Имена братьев Чадз и Бач, основавших дд. Чазёво и Бачманово, сохраняются в писцовых книгах в виде патронима Чезев (1579) и патронима и фамилии Бачманов (1623–1624). В этот же ряд встают предания, герои которых носят имена из христианского именника: братья Бора и Мока, основавшие д. Борина (неоф. Мокина; документ 1678 г.); Карп — первый житель д. Карпова (1623), братья Арефа, Антипа и Паршак — легендарные основатели дд. Арефина, Паршакова и Антипина (писцовые книги 1579, 1623 гг.). Образы этих первопоселенцев мифологизированы, с ними связываются традиционные фольклорные сюжеты и мотивы (перебрасывание топора и другие проявления силы, самопогребение, наказание с того света), меняется форма родства (отец и сын становятся братьями). Реальные имена были включены в фольклорные нарративы в связи с процессом заселения Северного Прикамья в XVI–XVII вв., когда, по-видимому, и начал формироваться пласт этих устных преданий.
А. В. Котова
Санкт-Петербургский государственный
университет ветеринарной медицины
Санкт-Петербург, Россия
anastakot@gmail.com
Имена Энея в эпической поэме Вергилия
Имя главного героя поэмы Вергилия «Энеида» — Aeneas — является латинским вариантом греческого имени Αἰνείας. Его этимология впервые приводится в гомеровском гимне Афродите (IV, 192–255), где оно возводится к греческому прилагательному αἰνός ‘страшный, ужасный, жуткий’, так как Эней причинил матери страшное горе (αἰνὸν ἄχος), родившись смертным. Для называния Энея Вергилий также использует имя Anchisiades (V, 407), т. е. ‘потомок Анхиза’. Кроме того, в описании Энея встречаются эпитеты magnanimus ‘великодушный’ (I, 260; V, 407), magnus ‘мощный’ (X, 159), heros ‘герой’ (IV, 447; VI, 103, 451), bonus ‘хороший’ (V, 770; XI, 106), pater ‘отец’ (I, 580; V, 348, 461, 545, 700), pius ‘благочестивый’ (VI, 9; VIII, 84; XI, 170; XII, 175, 311). За счет эпитетов подчеркиваются моральные качества героя, усиливается образ Энея как отца и основателя римского народа.
Игорь Кошкин
Латвийский университет
Рига, Латвия
igors.koskins@lu.lv
Латышско-славянские семантические изоглоссыи семантические заимствования (лтш. posms — праслав. *pasmo)
Этимологизация заимствованных из славянских языков слов латышского языка сталкивается с проблемой разграничения явлений, отражающих лексико-семантические параллели в развитии общей балто-славянской лексики, и семантических славизмов, т. е. тех значений в семантике балтийских слов, которые развились в результате балто-славянских языковых контактов. Таким «гибридным» с точки зрения этимологии следует признать лтш. posms [puõsms] ‘звено, период, промежуток’, диал. ‘часть забора; моток нитей, пряжи’ (сущ. муж. р.). Слово можно отнести к балто-славянским лексическим соответствиям: лтш. posms и праслав. *pasmo (рус. диал. пáсмо ‘прядь или моток пряжи; одна из частей, на которые делится моток пряжи’, слвц. pásmo ‘полоса; зона’, чеш. pásmo, укр. пасмо ‘мера ниток; прядь’, болг. пасмо ‘моток пряжи’ и т. п.). Исконным словом лтш. posms считают Я. Эндзелинс, М. Фасмер, Э. Френкель, В. Махек. Лтш. posms одновременно рассматривается и как спорный славизм, так как не все исследователи считают балтийские корреляты словами, имеющими исконное происхождение (О. Н. Трубачев).
В латышском литературном языке для слова posms зафиксированы вторичные абстрактные значения, связанные с обозначением части, промежутка, этапа чего-л., главным образом промежутка времени или части пространства. В латышском диалектном языке распространены значения, связанные с культурой прядения и ткачества, которые совпадают со значениями славянских слов. Кроме того, на территории древней контактной зоны (Восточная Латвия) встречается также вариантная лексема — сущ. жен. р. pasma, pāsma, которое, по мнению Э. Френкеля, относится к заимствованиям из белорусского языка. Для решения проблемы необходим этимолого-семантический анализ общих рефлексов соответствующих балто-славянских корней. В докладе анализируются в сопоставительном аспекте этимология и семантика лтш. posms и рефлексов праслав. *pasmo.
Н. А. Красовская
Тульский государственный педагогический
университет им. Л. Н. Толстого
Тула, Россия
nelli.krasovskaya@yandex.ru
Некоторые особенности языка региональной периодики военного времени
Военный период истории нашей страны отразился практически на всех сферах и сторонах жизни общества. Для исследования мы обратились к ряду номеров газеты «Белевская правда» (Белевский район — один из районов Тульской области, имеющих богатую историю, в том числе военную). В частности, нами были проанализированы некоторые предвоенные номера, номера са́мого начала войны, а также отдельные номера 1942 г. Были выявлены следующие языковые особенности, которые активно проявлялись именно в военный период, например яркая оценочная лексика в заголовках региональных газет (бандитский, разбойники, изверги), наличие устойчивых сочетаний (победа будет за нами, враг будет разбит, клянемся защищать…). Помимо этого, региональная пресса имеет специфические черты, отличающие ее от центральной, — например местные названия, а также наличие лексики, связанной с особенностями ведения хозяйства в регионе (в нашем случае это сельскохозяйственный район: вспашка, пар, прополка, озимые, участки, жуколовка и др.). Наконец, в региональных газетах военного времени встречаются черты, в целом характерные для языка советской публицистики 1930–1940-х гг., в частности советизмы: культполитсовет, сельсовет, агитатор и др. Так, в авторских подписях к заметкам встречаем: Амосов, председатель культполитсовета; Каврежников, председатель Бакинского сельсовета. Ср. также в названиях некоторых заметок: «Каждая пятидворка имеет агитатора», «Беседы в избе-читальне» и др.
Таким образом, язык региональных газет военного периода представляет собой значительный интерес для исследования, поскольку имеет целый ряд особенностей — как свойственных для речи жителей определенного региона, так и содержащих специфические черты военной публицистики и советской эпохи.
В. С. Кучко
Уральский федеральный университет
Екатеринбург, Россия
kuchko@inbox.ru
Интерактивная номинация в минералонимии
В подавляющем большинстве случаев официальные номенклатурные наименования минералов учитывают объективные данные: какие-либо внешние характеристики минерала, место его обнаружения, фамилию того, кто его обнаружил или первым представил его научное описание, и т. д. Однако в системе наименований минералов есть группа названий, маргинальная и крайне малочисленная (очевидно, поэтому она остается за пределами идеографических классификаций минералонимов — правда, раритетных в лингвистике), — это имена, отражающие какие-либо свойства минералов сквозь призму интеллектуальной или эмоциональной деятельности человека. Условно обозначая эту группу названий как «интерактивные» (по аналогии с термином интерактивные топонимы Е. Л. Березович), мы подчеркиваем закрепление в имени фигуры субъекта номинации в его взаимодействии с объектом, однако в рамках доклада не рассматриваем, скажем, номинации по функции объекта. Речь пойдет о случаях, когда в номенклатурное имя попадают субъективные данные, — номинатор отражает в названии историю своего впечатления от самого минерала или от его открытия. Скажем, в международной минералонимии есть ряд названий, указывающих на неоднозначность атрибуции минерала или впечатление от его редкого химического состава (ср. апатит от греч. ἀπατάω ‘обманываю’; энигматит от греч. αίνιγμα ‘загадка’; таумасит от греч. θαυµαζειν ‘быть удивленным’). В докладе подобные имена будут идеографически представлены и проанализированы с мотивационной точки зрения.
И. А. Кюршунова
Петрозаводский государственный университет
Институт языка, литературы и истории КарНЦ РАН
Петрозаводск, Россия
kiam24@mail.ru
Историческая антропонимика — ключевое слово научных изысканий
В докладе выполнен обзор проблем, находящихся в ведении исторической антропонимики. Среди них:
▪ традиционные и новые подходы к исследованию антропонимического материала, их востребованность, интенсивность, качество анализа, аналитики, интерпретации статистических данных;
▪ способы представления научному сообществу фактологической базы, накопление которой позволит решить большое количество конкретных задач прикладного и общетеоретического характера, например становление и развитие антропонимических систем, влияние на эту систему внутриязыковых и экстралингвистических факторов в плоскостях «центр — периферия», «свой — чужой», «универсальное — специфическое», «традиции — новаторство» и пр.;
▪ определение временных периодов, подлежащих исследованию, к которым может быть применим термин исторический;
▪ возможные перспективы изучения региональных антропонимиконов, их потенциал в изучении как узкоспециализированных, так и междисциплинарных антропонимических тем.
Ивана Лазич-Коник
Стана Ристич
Институт сербского языка САНУ
Белград, Сербия
ivana.konjik@gmail.com
Анализа анкетне листе вредносних концепата према старосној доби испитаника
У реферату ће бити анализирана листа вредносних концепата српског језика према старосним групама испитаника, добијена на основу анкете која је обухватила 100 пунолетних, произвољно изабраних испитаника различитог узраста, пола и образовања, из Београда, Новог Сада и са ширег простора Војводине. Они су подељени у три старосне групе: 1) од 18 до 30 година; 2) од 30 до 60 година и 3) старији од 60 година. У питању су „лаици”, представници јавног мњења и заједнице која је дати систем вредности усвојила и која га примењује. Они су имали задатак да наведу десет вредности које сматрају најважнијим за српску културу. Циљ нам је био да добијеним одговрима проширимо или проверимо валидност условно назване упоредне листе српских националних вредности — односно њених 10 концепата који чине језгро концептосфере српског језика, од укупно 343 вредности утврђених у досадашњим нашим истраживањима ради планиране израде „Аксиолошког речника српског језика“. То су следеће вредности: доброта, лепота, држава, независност, домовина / отаџбина, слобода, дом / кућа, љубав, част, вера, које су сада потврђене и проширене новим вредностима са фреквенцијом од 66 до 10 појављивања у одговорима испитаника: породица (66), љубав (64), слобода, здравље (32), образовање (31), дом (25), поштење (24), поштовање (23), пријатељство (19), традиција (18), саосећање (16), васпитање (15), култура (14), толеранција (14), солидарност, искреност (13), мир, морал (12), хуманост (11), правда, срећа, вера (10).
М. О. Леонтьева
Уральский федеральный университет
Екатеринбург, Россия
marileonteva@yandex.ru
К реконструкции системной метафоры в соматической лексике говоров Русского Севера
В диалектной соматической лексике одной из наиболее характерных и продуктивных мотивационных моделей является метафорический перенос. Реконструкция метафорических (вторичных, переносных) соматизмов предполагает определить, во-первых, какие признаки определенных групп частей тела актуализируются при переносе, а во-вторых, с какими объектами окружающей действительности сравниваются части тела, какие свойства этих объектов являются значимыми при возникновении вторичного соматического значения. В результате анализа соматической лексики Вологодской и Костромской областей выделяются наиболее устойчивые виды переносов. Самым продуктивным является предметно-инструментальный код (бура́к ‘сосуд, короб из бересты’ → ‘грудь, грудная клетка’, косты́г ‘шило’ → ‘большой палец’, капару́ля ‘орудие для рыхления земли’ → ‘рука’). Таким же устойчивым, но не столь частотным является перенос с объектов природного мира (растительный и ландшафтный коды): га́йно ‘гнездо, логово’ → ‘рот, глотка’, гри́вки ‘женская грудь’. Менее продуктивными являются антропоморфный (атама́н ‘большой палец руки’), зоологический (копы́тца ‘детские ступни’), пищевой (ре́пный зуб ‘молочный зуб’) и собственно соматический (волоси́нка ‘мелкая косточка’) коды. Продуктивность перечисленных видов метафор определяется исходя не только из количественного критерия, но и из семантического: важно, для каких групп частей тела тот или иной код применим и насколько широк спектр таких групп (так, к примеру, антропоморфный код является достаточно устойчивым, но востребован в основном для пальцев рук). Особое внимание следует уделить системной метафоре: для определенных частей тела выделяется ряд переносных наименований с общим признаком: так, голова стабильно сравнивается с сосудами (калга́н, шабала́), руки — с орудиями труда (капару́ли, грабе́льцы), рот — с отверстием (сопло́, куря́тник) и т. п.
С. В. Лесников
альманах «ГОВОР»
Санкт-Петербург, Россия
serg@lsw.ru
Метаязык этимологического словаря русского языка Максимилиана Романовича Фасмера
Одной из актуальных задач современного языкознания является моделирование метаязыка лингвистики. Для изучения и освоения знаний об устройстве языковой системы и закономерностях ее функционирования, для формирования лингвистической (языковедческой, языковой) компетенции необходим словарь базовых терминов и понятий метаязыка лингвистики. Несмотря на существующие многочисленные словари лингвистических терминов (как общие, так и по конкретным разделам лингвистики в качестве целого ряда наук о языке), множество базовых терминов каждым автором (авторским коллективом) употребляется довольно субъективно.
Данный материал публикуется при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) по инициативному исследовательскому проекту (грант) № 11-07-00733 (2011–2013) «Гипертекстовый информационно-поисковый тезаурус “Метаязык науки” (структура; математическое, лингвистическое и программное обеспечения; разделы лингвистика, математика, экономика)» (научный руководитель — С. В. Лесников) и издательскому проекту РФФИ № 20-112-00215 «Метаязык лингвистики» и РФФИ № 19-012-00494 «Лексико-семантическая неология в РЯ начала XXI века», а также при финансовой поддержке в рамках проекта Российского научного фонда № 18-18-0019 «Образная система русского языка в полидискурсивном пространстве современных коммуникаций» (С. В. Лесников — исполнитель и модератор портала [metdict.ru]) [ЛСВ.РФ; ГИЗАУРУС.РФ; МФРЯ.РФ].
В данной работе рассмотрен метаязык этимологического словаря русского языка Максимилиана Романовича Фасмера. В словарную статью словаря входят как обязательные (присутствующие во всех статьях) элементы, так и необязательные, факультативные, дающие информацию только к некоторым вокабулам — в зависимости от их семантики или парадигматики. Некоторые факультативные элементы встречаются чаще, чем другие (являясь «почти обязательными»), а некоторые весьма редки.
А. С. Герд отмечает: «Весьма заманчиво сразу определить, что такое метаязык в лексикографии. Однако сделать это применительно к словарю не так просто. Внешне разработка метаязыка относится к этапу промежуточному между этапом дословарным (накопление материала, создание картотек, баз данных) и постсловарным, технологическим (подготовка словаря к изданию, ввод в ЭВМ, ведение базы данных), хотя в целом эти этапы неделимы. В конечном счете можно увидеть метаязык словаря, его металексикографию, так же как и тип словаря, только рассматривая готовый словарь целостно, как связный текст, а не атомарно, по отдельным пометам и типам сокращений. В современной лексикографии любой словарь, в том числе и многотомный, предстает как текст. Отличительной чертой этого текста является его хорошая структурированность. Особенностью структуры словаря как связного целостного текста является то, что тип его структуры строго задан заранее, искусственно уже в проекте словаря. Таковы проект, ряд инструкций, предисловие и принципы построения, списки условных знаков и сокращений. Каждый словарь связан с традициями лексикографии, словарного дела своей школы, страны. Лексикографическая литература являет нам десятки “мелких” проблем, связанных именно с подачей тех или иных языковых явлений в словаре, и притом разных, во многом специфических для различных языков и текстов. Собранные вместе, они, с одной стороны, представляют метаязык “сверху”, как абстрактный инвариант, а с другой — метаязык как множество вариантов, по отдельным типам словарей и разным языкам. Метаязык словаря — это не только особый лексикографический язык описания речи текстов. Метаязык словаря — его имплицитная внутренняя структура, не всегда видимая, но которая есть и которую надо уметь извлечь из словаря» [Герд, 2008, 14].
Метаязык словаря. «Язык, с помощью которого можно было бы описывать значения слов естественного языка. Один из вариантов такого метаязыка — использование в словарных статьях семантических примитивов, содержащих элементарные смыслы, используемые при толковании слов. Требование к толкованиям лексем в словаре: 1) толкования не должны быть тавтологичными; 2) толкование должно быть необходимым и достаточным, т. е. необходимо указать все компоненты значения слова и не должно быть ничего лишнего; 3) толкование должно состоять из слов, более простых по смыслу» [Жеребило, 2010–2016; 2011].
Графический метаязык. «Обычно в понятие “графический метаязык” включаются самые разнообразные виды наглядности: буквенная символика, в том числе аббревиатуры, индексы и формулы; графика формальной и символической логики <…>; схемы (изображения в самых общих чертах); таблицы (способ суммирования и обобщенного представления языкового материала); графики (показ зависимости одних величин от других); графы (отношения между языковыми единицами); векторы (отрезок прямой, которой придано определенное направление, указываемое стрелкой или стрелками); диаграммы (графическое изображение зависимостей): линейные, столбиковые (ленточные), плоскостные, круглые (секторные); лингвистические карты (см. метод картографирования); технические рисунки (изображение предмета или явления без лишних деталей и подробностей); фотографии (средство наглядной документальной передачи действительности в социолингвистике, этнолингвистике, диалектологии и др.); чертеж (основной вид иллюстраций в инженерных работах, в лингвистике используется редко)» [Комарова, 2012, 712].
А. Ф. Литвина*
Ф. Б. Успенский**
*Национальный исследовательский университет
«Высшая школа экономики»
**Институт русского языка
им. В. В. Виноградова РАН
Москва, Россия
fjodor.uspenskij@gmail.com
Язык светской христианской двуименности на Руси и в России
Такая антропонимическая ситуация, когда у человека в миру есть два христианских имени, не раз привлекала внимание исследователей, однако никогда, в сущности, не становилась предметом самостоятельного рассмотрения. Явление это охватывает огромный период, оно возникает не позднее конца XIII в. и представляет собой пусть периферийную, но еще живую традицию в XIX в., а у старообрядцев держится и того дольше. В докладе авторы намерены рассмотреть несколько общих положений и специфических тенденций, связанных со структурой и функционированием этого феномена.
А. А. Макарова
Уральский федеральный университет
Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН
Екатеринбург, Россия
toponimist@yandex.ru
Солеварни и места добычи соли в топонимии Русского Севера и Урала
Интерес к географическим названиям, образованным от лексики добычи соли и солеварения, обусловлен высокой значимостью этой сферы для складывания локального производственного ландшафта как на некоторых территориях Русского Севера (Соль Вычегодская, солеварни на побережье Белого моря), так и Урала и Приуралья (Соль Камская и др.). Материалом исследования является комплекс географических названий, зафиксированных на Русском Севере (Архангельская, Вологодская области), а также на Урале и в Приуралье (Пермский край, Свердловская область) в ходе работы Топонимической экспедиции Уральского университета в 1960–2010-е гг. Рассматриваются топонимы, образованные от слов варница, рассол, соль, усолье и их производных, таких как варничный, соленый, соляной и пр. Предлагаются критерии разделения оттопонимических и отантропонимических наименований рассматриваемого типа. С учетом вида номинируемых объектов, их ареальной дистрибуции и сопроводительных контекстов устанавливается мотивация таких названий. Делаются выводы о закономерностях размещения таких наименований (так, топонимы, образованные от лексемы варница, четко указывают на две на две наиболее известные разновидности севернорусской соли — поморскую и тотемскую). Обсуждаются альтернативные топонимические маркеры, которые могли указывать на добычу соли и солеварение; выявляются контаминационные процессы с созвучными наименованиями на русской (типа солоть) и субстратной (типа солица) почве.
В. М. Мокиенко
Санкт-Петербургский государственный университет
Санкт-Петербург, Россия
mokienko40@mail.ru
Стыд и cрам в востoчнославянской паремиологии
В докладе рассматривается семантическое и структурное развитие лексем стыд и срам в восточнославянской паремиологии и фразеологии. Эта парная конструкция первоначально обозначала не нравственные понятия, а характеризовала простое ощущение — озноба от холода. Синкретично эти сочетания обозначали и физическое ощущение зябкости, оцепенения, и чувство неловкости от наготы, а затем получили значение ‘позорно, бесчестно’ [Ларин, 1977, 63–72]. Гипотеза о том, что этот оборот, как и другие парные конструкции этого типа, возник как калька на основе семитического (древнееврейского, арамейского) языкового прототипа [Дмитриев, 1994, 43–50], не подтверждается лингвистическими фактами. Русская диалектная речь сохранила различные варианты фразеологизма: пск. (XVI в.). студ и срамота; арх., перм. (1856), печор. ни стыда (стыду) ни сорома (сорому) у кого ‘ни стыда ни совести у кого-л.’; укр. стид i сором и т. п. Эта парная формула сохраняла обобщенное собирательное значение, отражая сугубо чувственную реакцию на свое или чужое поведение [Колесов, 2001, 28].
В восточнославянской паремиологии лексемы стыд и срам, с одной стороны, отражают синонимию, запечатленную в старой парной конструкции, а с другой — развивают (или сохраняют) тонкие семантические различия, унаследованные от исходного этимологического импульса. Отсюда различные результаты, запечатленные в конкретных пословицах. В докладе предлагается анализ таких паремий.
А. Б. Мороз
Национальный исследовательский университет
«Высшая школа экономики»
Москва, Россия
abmoroz@yandex.ru
Что делают праздники: предикативные характеристики хрононимов (календарных агионимов)
Названия календарных праздников (в особенности такие, которые совпадают с агионимами или понимаются в языке носителей фольклорной традиции как агионимы) выступают часто как субъекты в предикативных конструкциях. Сами эти конструкции обычно выступают как приметы, предписания, запреты и/или мнемонические формулы и представляют собой особого рода паремийные тексты. Эти тексты описывают ожидаемые природные состояния, необходимость выполнения тех или иных работ или воздержания от них, опасения, а также могут конституировать определенного рода связь между несколькими датами (последовательность, противопоставление, приуроченные к ним праздничные гуляния и т. п.). Эти смыслы могут передаваться предикативными конструкциями, в которых сжатое название праздника, совпадающее формально с агионимом, выступает субъектом, а предикат описывает соответствующие ожидания. Таким образом, календарным датам приписываются (часто в полушутливой форме) определенные свойства, навыки, умения и пр. Праздники живут или ходят (об их временнóй приуроченности), дерутся: Власий Медосья хватил за волосья (о системе перегащиваний); Андрос удариў Ганну у нос (о последовательности праздничных дней); крадут, ломают, утаскивают время (Варвара ночи украла; Илья-пророк час уволок); приносят нужное или ненужное (Никола травы принес; Илья принес гнилья; Спас оскомину принес) и т. д. По предварительным данным, приписываемые календарным праздникам действия носят в основном негативный характер и описываются глаголами со значением причинения ущерба. Несколько иначе выглядят в основном весенние праздники.
И. И. Муллонен
Института языка, литературы
и истории КарНЦ РАН
Петрозаводск, Россия
irma.mullonen@hotmail.com
Карельская ойконимическая система в исторической динамике
На материале ойконимии Карелии, собранной из архивных фондов, исторических карт, массовых статистических источников XV–XIX вв., а также полевых данных (всего более 1 000 ойконимов), выявляются закономерности становления системы именований поселений, обусловленные социально-экономическими условиями, этноязыковой ситуацией, а также ролью типовых моделей в процессе номинации.
Доказывается, что набор официальных номинативных моделей имеет временны́е и территориальные рамки существования. Выявлены некоторые маркерные для определенного времени модели:
▪ вторая половина XVII — начало XVIII в: массовое закрепление в документах ойконимов с карельским формантом -la (Кирьявала, Ивкула, Кейккула), связанное с миграцией карелов из Приладожья, где эта модель была продуктивной;
▪ XVIII–XIX вв.: массовое распространение ойконимов с детерминантом -selgy ‘сельга, гора’ (Кодасельга, Маясельга, Заячья Сельга), обусловленное внутренней миграцией и возникновением в это время поселений на сельгах;
▪ вторая половина XIX — начало XX в.: появление номинативной модели, совпадающей по форме с антропонимом (Агей, Петры), связанное с реформами землеустройства крестьян рубежа XIX–XX вв. и появлением хуторов и выселков.
Показано, что взаимодействие двух уровней функционирования ойконима — консервативного официального (письменного) и подвижного неофициального (устного) — это один из важных элементов в механизме его развития. Разрыв между записанным и устным названием периодически ликвидировался таким образом, что народное название получало статус официального. Исторические источники позволяют установить, что процесс этот происходил неоднократно (последний раз в середине XIX в., он отражен в 9-й ревизии 1850 г.).
В. В. Напольских
Лаборатория античной культуры ШАГИ РАНХиГС
Ижевск — Москва, Россия
vovia@udm.ru
К реконструкции праенисейского названия мамонта
На основании кет. 1tēľ ~ юг. 1čel ‘мамонт (рогатая рыба)’ предполагалась реконструкция ПЕн *čel / *čer (С. А. Старостин) / *ťègə́l (Г. Вернер). Проблему представляет неясный ауслаут: кетско-югское ‑l может восходить как к ПЕн *‑l (> котт., пумп. ‑l), так и к ПЕн *‑r (> котт., пумп. ‑r) — и слабая представленность слова в енисейских языках.
В мифологических сказаниях алтайцев и хакасов упоминается гигантская рыба (Кир-Палых, Кер-Ютпа и др.), которую герой принуждает рассказать, как добыть нужные ему волшебные предметы. Этот мотив аналогичен эпизодам с мамонтом-тель в кетских сказках про лисенка-Каскета и входит в число мотивов, объединяющих хакасско-алтайский и кетско-югский фольклор (Р. В. Николаев). Алтайско-хакасское мифологическое имя *ker за пределами этого ареала неизвестно и тюркской этимологии не имеет.
ПЕн *č‑ > пумп. *kh‑, поэтому ПЕн *čer > пумп. *kher — идеальный источник тюрк. *ker. Таким образом надежно реконструируется ПЕн *čer (С. А. Старостина) / *ťèkə́r (Г. Вернера) ‘мамонт (гигантская рогатая рыба)’.
Енисейское название мамонта имеет интересные внешние параллели: буруш. hargin ‘дракон, чудовище, возникающее из рыбы и змеи’, син.-тиб. *čaŋ (> тиб. rcaŋz, бирм. saŋ(h) ‘ящерица’ и др.), сев.-кавк. *c̣irVχV ‘гусеница, улитка’ (> авар. caráhoj ‘гусеница’, лезг. c̣irʁ, таб. c̣irʁw, рутул. c̣iruχ ‘гусеница; цепочка, линия’, адыг. c̣ərʁə ‘улитка’). Таким образом, можно говорить о древнейших, прасинокавказских истоках имени и образа мамонта-рогатой рыбы у енисейских народов.
Т. Г. Никитина
Е. И. Рогалёва
Псковский государственный университет
Псков, Россия
cambala2007@yandex.ru
Этимологическая парафраза в учебном фразеологическом словаре
Несмотря на основательную разработанность русской фразеологии в историко-этимологическом аспекте (Э. А. Вартаньян, Ю. А. Гвоздарев, В. Н. Вакуров, В. М. Мокиенко и др.) и лексикографическую представленность результатов таких исследований в формате этимологических справочников (Н. М. Шанский, В. Н. Телия, В. М. Мокиенко, А. К. Бирих, Л. И. Степанова и др.), авторы фразеологических словарей для детей не всегда используют этот научный и практический опыт, обращаясь к «народной этимологии», иллюстративным контекстам из произведений классиков позапрошлого века, непонятным современному ребенку, художественным иллюстрациям, искажающим внутреннюю форму оборотов. В целях оптимизации представления русской фразеологии детской аудитории нами разработана и реализована в ряде проектов лексикографическая концепция этимологического парафразирования, обеспечивающая успешное осознание и усвоение младшим школьником научной версии происхождения фразеологизма, которая выступает в качестве текста-основы и излагается на доступном для ребенка уровне, по алгоритмам, построенным с учетом механизмов фраземообразования. Этимологическое парафразирование как лексикографическая тактика реализуется в специальных приемах интерактивного лексикографичесого дискурса. С помощью собственно этимологизирующих (интерпретационных) и текстообразующих приемов строится этимологическая конфигурация, включающая сюжетную, научно-популярную или игровую текстовую репрезентацию происхождения фразеологизма и этимологическое резюме.
Симонас Норейкис
Университет Хельсинки
Хельсинки, Финляндия
s.noreikis@gmail.com
Водские топонимы в Латвии
К. В. Осипова
Уральский федеральный университет
Екатеринбург, Россия
osipova.ks.v@yandex.ru
К этимологии сев.-рус. лу́да ʻблюдо из толокнаʼ
В докладе рассматривается несколько версий происхождения диал. лу́да ʻтолокно, замешанное на молокеʼ, известного говорам северо-востока Вологодской области, а также вятским, пермским и уральским диалектам. Исследование намечает три направления этимологического поиска: 1) происхождение от коми-зыр. l’ut ‘илистая, холодная глинистая почва’ (версия О. Н. Трубачева); 2) связь с коми лудiк ʻкрупные ржаные отруби, хлопья ржиʼ; 3) возможность древнего заимствования из финно-пермских языков. Последняя версия кажется наиболее вероятной. Помимо луда ʻтолокно на молокеʼ, на тех же вятских, пермских, вологодских и костромских территориях сущ. луда и его словообразовательные варианты известны в значении ʻплотная, глинистая почваʼ. Оба слова могут быть сопоставлены с горномарийским цветообозначением луды ʻсерый, бурыйʼ. В русские говоры слова гнезда луд- могли быть заимствованы с узкой денотативной семантикой — как наименования цвета глинистых почв, а также мучного блюда, имеющего серо-коричневый оттенок.
С. В. Панченко
Уральский государственный
юридический университет
Екатеринбург, Россия
finnougry@gmail.com
Освоение хантыйских заимствований религиозной тематики в русских письменных источниках 1870–1930 гг.
Исследован корпус лексем хантыйского происхождения религиозной тематики, зафиксированных в статусе заимствований в русских письменных источниках 1870–1930 гг. Цели анализа: 1) выявить тематические группы и семантические особенности этой лексики; 2) показать освоение на разных уровнях языка хантыйских слов в русских текстах; 3) дополнить информацию этимологического словаря хантыйского языка В. Штейница и современных хантыйских диалектных словарей.
Значения заимствований восстановлены на основании контекстного анализа; в качестве источника этимологий использован словарь В. Штейница.
Лексика представлена в рамках двух групп, с учетом разной степени освоенности: 1) заимствования (4 единицы): Илех-канлых-отъ ‘нечистый дух’, Куль ‘черт’ (1899); ортикъ ‘остяцкий идол (сиб.)’ (1881); «Ортик, коего почитают другом и во всем помощником Торыма» (1871); 2) окказиональные заимствования в разных тематических группах (15 единиц): имена богов; духов; мифических существ; идолов; лексика жертвоприношения; загробного мира; названия предметов культа.
Исследование отражает специфику графико-фонетического освоения и передачи в русских текстах заимствований из разных хантыйских диалектов, а также особенности осмысления и отражения внутренней формы лексем: обобщение с помощью литературного слова, буквальный перевод, описание реалий в ходе перевода или без него. Зафиксировано четыре случая контекстного (а не непосредственного) указания на религиозную тематику, например: «Шаман ест пангу — сушеный мухомор, пьянеет от него и затем ворожит» (1904).
А. А. Парфенова
Уральский федеральный университет
Екатеринбург, Россия
parfenova.sashulya@mail.ru
«Синие» и «голубые» голуби в славянских, финно-угорских и тюркских языках
В настоящем докладе описаны орнитонимы, номинирующие птиц рода голубь (Columba) и производные от цветообозначений синего и голубого цветов в славянских, финно-угорских и тюркских языках. В качестве источников материала были использованы толковые словари, русские диалектные словари (в том числе «Словарь русских народных говоров»), а также переводные двуязычные словари. Для уточнения этимологии использовались этимологические словари славянских, финно-угорских, тюркских и иранских языков. В ходе анализа орнитонимов реконструируются их этимология и внутренняя форма, выявляются их мотивирующие признаки, а также лежащие в их основе словообразовательные модели. В результате исследования подтвердилась этимологическая версия, согласно которой цветообозначение голубой производно от сущ. голубь и связано с окраской оперения данной птицы. Более того, практически все славянские названия голубя восходят к индоевропейскому корню *ghel‑//*g'hel‑//*g'hol‑ ‘блестеть, лосниться; желтый; зеленый; серый; синий; голубой’. В тюркских языках встретилось множество названий голубей, производных от цветообозначений, называющих одновременно синий, голубой, зеленый и серый цвета. В то же время подобных орнитонимов практически нет в финно-угорских языках — в них названия голубей представлены, как правило, звукоподражаниями.
О. А. Пашина
Государственный институт искусствознания
Москва, Россия
opashina@gmail.com
Народные названия песенной мелодии и ее характеристики
В традиционной народной культуре русских существует довольно много терминов для обозначения песенного напева. Однако само слово напев употребляется крайне редко, хотя встречаются другие термины, производные от глагола петь, — запев, пропев, распев.
Для обозначения песенной мелодии самым распространенным и повсеместно известным является термин голос. Определения голоса в этом значении часто напрямую соотносятся с названиями песен по месту и времени их исполнения, по составу исполнителей, по «возрасту» песни, по темпо-ритму, по эмоциональному воздействию на слушателей и т. д. (скучный голос, сиротский обидчивый голос и пр.).
Второй по распространенности термин — мотив: «Песню мотив красит» (Мезень, Лебское). К нему также нередко присоединяются определения, в том числе оценочные, связанные с характером напева (например: «Лежачий [мотив]. Ну, он не бодрой») или какими-то другими его качествами. Так, жители низовьев Мезени о песнях, распространенных в верховьях реки, говорят, что у них «мотив верховский», имея в виду целый комплекс отличий от «низовских» напевов.
Преимущественно в центральнорусских областях для обозначения напева используется термин тон: «Тон я весь у всех песнях знаю».
В различных диалектных словарях и других публикациях встретилось еще несколько довольно редких терминов: вывод или выводка: «У песни выводы знать надо» (Русский Север), склон (песни) (на Ангаре), ствол (песни) (у казаков Дона), есак (арх.), бáса (урал.), твóрец: «Костя на всякие творцы поет» (Пинега), речь: «Песню петь буде. Речь-то какая, мотив?» (Пинега).
Наконец, в «Архангельском областном словаре» приведен термин строка, обозначающий мелодию песни: «Строкой мотив звали» (Пинега). По всей видимости, этот термин имеет старообрядческое происхождение, поскольку в древнерусской церковной практике известно так называемое строчнóе пение.
Г. П. Пилипенко
Институт славяноведения РАН
Москва, Россия
glebpilipenko@mail.ru
Некоторые карпато-балканские этнолингвистические параллели в украинском переселенческом говоре Боснии и Герцеговины
В говоре украинцев, проживающих на территории Боснии и Герцеговины, фиксируется ряд схождений в лексике традиционной культуры и в обрядах, характерных для области автохтонного их проживания (область Галиция) и отмечаемых в балканском регионе. Материалом для доклада послужили полевые записи автора, собранные в 2016–2019 гг. В докладе будут проанализированы лексемы шутка ‘нераспустившиеся веточки вербы, которые освящают на Пасху’, полазник ‘первый гость в новом году’. Также будут рассмотрены типологические параллели к сербскому обряду хамкање ‘игры украинской молодежи в день св. Андрея’ и действию, называемому пиjукање ‘подражание птице в рождественские праздники у украинцев и сербов’. Особое внимание будет уделено тому, как информанты трактуют подобные схождения. Отдельные явления традиционной культуры обнаруживают сходство и шире — за пределами карпатского региона, в частности в Полесье.
А. А. Плотникова
Институт славяноведения РАН
Москва, Россия
annaplotn@mail.ru
Одно из сербских наименований волка и куриная жертва
Как показывает карта «волчьих» дней в Южной Славии, распространение куриного жертвоприношения в осенний праздник св. Мраты фиксируется в архаической зоне сербско-болгарского пограничья (на востоке и юго-востоке Сербии, реже — на северо-востоке Болгарии, единичные случаи отмечены в средней части Болгарии и в Македонии), тогда как в других славянских традициях рассматриваемый ритуал отсутствует.
В центральной части южнославянского континуума, в диалектах бывшего сербскохорватского языка регулярно функционирует заимствованное название волка: с.-серб., ц.-серб., черногор., босн. курjак из тур. kurt ‘волк’; ср. также серб. обл. kurjuk, kujruk из тур. kuyruk. При этом данный турцизм вошел и в литературный сербский язык наряду со славизмом вук. Лексема курjак практически не фиксируется на юге Сербии, что, в свою очередь, может объясняться тем фактом, что славизмы сохранялись именно в подконтрольных Османской империи регионах как способ сохранения славянской языковой идентичности в иноязычном и инокультурном окружении.
Можно предположить, что со временем произошло переосмысление внутренней формы названия волка и сближения наименования с kur(j)- с соответствующими пейоративными коннотациями, присущими славянскому омонимичному корню. Табу с использованием ругательной, матерной лексики по отношению к любому опасному зверю находит аналогии на всей территории южнославянского континуума (ср., например, сербские диалектные обозначения змеи проклетиjа, поганица и пр.). Ритуал куриного жертвоприношения волку имеет древнюю природу (и его ареал совпадает с рядом других «звериных» праздников на сербско-болгарском пограничье), при этом на сербской территории он достаточно полно сохраняется, возможно, как мотивированный вторым, заимствованным и переосмысленным, названием волка.
Шимон Погвизд
Институт славистики ПАН
Краков, Польша
szymon.pogwizd17@gmail.com
Этимологический и этнолиннвистический анализ лексем *krupa, *kuličь, *kvasъ
Во время работы над новейшим выпуском «Праславянского словаря» мы обратили внимание на слова, принадлежащие к лексико-семантическому полю «Пища» и демонстрирующие богатство этнолингвистического содержания: они связаны с обрядами, корни которых можно обнаружить в праславянской эпохе. Эти термины связаны не только с необходимостью избавиться от голода, они играют важную роль в обрядах религиозного или семейного характера. В настоящем докладе будет представлен этимолого-семантический анализ лексем *krupa, *kuličь и *kvasъ.
Referat realizowany w ramach projektu NPRH nr 11H 16 0266 84, pt. Słownik prasłowiański. Tom XI (wersja cyfrowa).
И. А. Подюков
Пермский государственный
гуманитарно-педагогический университет
Пермь, Россия
podjukov@yandex.ru
Отыменные профессионализмы в промышленной речи Прикамья
В докладе рассмотрены семантические особенности профессиональной лексики отыменного происхождения, отмеченной в устной речи шахтеров и металлургов Прикамья. Анализ отантропонимических названий промышленных объектов, орудий труда, технических механизмов и машин показал активное участие процессов деонимизации в пополнении словаря устной профессиональной речи. Метафорическое переосмысление личных имен используется как для называния сложных по устройству, опасных технических объектов (шахтные комбайны, погрузочные машины, приборы), так и для обозначения примитивных орудий труда (лопата, лом, кирка, кувалда), часто выступает как средство экспрессирования и языковой игры. Отмечается разнообразие профессионализмов-деонимов, представленных не только в промышленной речи металлургов и шахтеров, но и в других профессиональных языках и жаргонах. Придание элементам производственной сферы признаков и свойств человека посредством наделения их именем человека связано с проявлением антропологического кода, с мифологизацией техники и отношением к ней как к самостоятельной, независимой силе. Задаваемая метафорическим переосмыслением имени собственного персонификация механизмов восходит к архаичной традиции представления орудий труда в антропоморфном образе, используется для психологической адаптации человека к экстремальным условиям производства.
С. А. Попов
Воронежский государственный университет
Воронеж, Россия
spo@bk.ru
Ойконимы с «космическими» названиями в постсоветском топонимическом пространстве
В настоящее время в ряде стран, являвшихся ранее республиками Советского Союза, сохранились ойконимы, имеющие в своем составе «космические» названия (Марс, Юпитер, Венера, Сатурн и др.). Такие названия были присвоены изначально трудовым коммунам, а затем и населенным пунктам, возникшим в первые послереволюционные годы. По мнению автора исследования, подобные ойконимы появились на фоне мечты советского человека о покорении космоса и развития космической науки в 1920-е гг. На процесс топонимической номинации также могли повлиять публикации трудов основоположника теоретической космонавтики К. Э. Циолковского, выход в свет в 1923 г. первого издания фантастического романа А. Н. Толстого «Аэлита» о путешествии землян на Марс, впоследствии глубоко переработанного и ставшего повестью. Среди «космических» ойконимов преобладает название красной планеты Марс: по идеологическим соображениям данный космоним ассоциировался с цветом революции.
Р. В. Разумов
Ярославский государственный педагогический
университет им. К. Д. Ушинского
Ярославль, Россия
rvrazumov@list.ru
Эволюция меморативов в русской урбанонимии XIX–XXI вв.
Развитие систем урбанонимов сопровождается постоянными изменениями требований власти к наименованию объектов. Одно из проявлений данного процесса — возникновение меморативов, задача которых — увековечение важных для государства явлений действительности. Цель доклада — исследование эволюции меморативов, созданных в урбанонимическом пространстве Российской Федерации в течение XIX — начала XXI в. Нами выделено пять типов подобных урбанонимов: 1) персональные меморативы, увековечивающие память о каком-либо человеке; 2) коллективные меморативы, увековечивающие группы людей; 3) меморативы в честь географических объектов; 4) меморативы в честь исторических событий, их юбилеев и праздников; 5) меморативы, увековечивающие общественные и партийные организации, воинские подразделения, промышленные предприятия, спортивные общества, средства массовой информации. Первые меморативы в русской урбанонимии появились в XIX в., но широкое распространение они получили в советский период истории страны. В 1920–1940-е гг. они участвовали в формировании советской идентичности, в 1950–1980-е гг. — региональной и локальной идентичности. В докладе будет прослежена история появления наименований каждого типа, выделены периоды их активного использования, указаны наиболее частотные урбанонимы, проанализировано время создания распространенных онимов.
Мачей Рак
Ягеллонский университет
Краков, Польша
maciej.rak@uj.edu.pl
Ethnoetymologica фразеологические: орнитофауна
Темой доклада будут польские диалектные фраземы, содержащие наименования птиц (орнитофауны). Поверья, связанные с птицами (см.: Славянские древности : этнолингвистический словарь : в 5 т. / под общ. ред. Н. И. Толстого. М. : Международные отношения, 1995–2012 ; Славянская мифология : энциклопедический словарь / под ред. С. М. Толстой. М. : Международные отношения, 2002 ; Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции. М. : Индрик, 1997 ; Бабенко В., Алексеев В., Белова О. Животные. Растения. Мифы и легенды. М. : Аванта+, 2007), находят отражение в том числе во фразеологии. Основной целью доклада будет обсуждение мотивации ряда фразеологизмов, например: Czy jestem bocianem, żebym kraj oczyszczał z gadów?, Czekać jak kania dżdżu.
Т. П. Романова
Самарский национальный исследовательский
университет им. академика С. П. Королева
Самара, Россия
romanovatp@mail.ru
Ценностные маркеры самарской идентичности в онимическом пространстве города
Ценностные маркеры территориальной идентичности — это элементы символического капитала, на базе которых происходит формирование имиджа города. К их числу можно отнести также визуально-вербальные комплексы наиболее значимых объектов городского пространства, за которыми стоит городской нарратив, раскрывающий своеобразие локации.
Собственные имена оригинальных пространственных ориентиров формируют дополненную реальность, так как являются вербально-символическими знаками, связанными с основными тематическими линиями процесса естественного брендирования территории. Ключевые визуально-вербальные комплексы обеспечивают материализацию символического капитала бренда в онимическом пространстве города.
На основании проведенного исследования визуально-вербальных комплексов выделяются три основные тематические линии формирования имиджа Самары: «город-курорт», «запасная столица» и «космическая столица». Каждая из них репрезентирована в достаточно большом количестве геомаркеров, в некоторых случаях пересекаются сразу несколько линий имиджа территории.
Перечисленные линии в разное время выдвигались как темы брендирования локации, но ни одна из них не была принята как основная. В настоящее время сформулирован интегральный образ Самары, которая определяется как «волжский город контрастов», совмещающий в себе высокий уровень индустриального и культурного развития с доступностью отдыха в природной среде.
И. И. Русинова
Пермский государственный национальный
исследовательский университет
Пермь, Россия
irusinova@mail.ru
Колоративы в мифологических рассказах о духах-помощниках колдуна
В Пермском крае весьма широко представлены рассказы о маленьких существах бесовского происхождения, выступающих как помощники колдуна. Такие духи обладают рядом способностей: принимать различный облик (чаще птиц, насекомых, «гадов»), производить движения, которые соответствуют облику персонажа (мухи, птички летают, жуки ползают, мыши бегают), издавать звуки, соответствующие своему внешнему облику (мыши пищат, птицы чимгают).
Мифологические тексты Пермского края позволяют выделить основные признаки таких демонов: множественность, маленький размер, наличие цветовых параметров.
Какой бы облик ни принимали эти мифологические персонажи, они описываются рассказчиками как существа или предметы самых разных, чаще всего очень ярких расцветок, т. е. таких, какие обычно не встречаются у настоящих животных или предметов. Здесь нарушается принцип традиционной славянской триады цветов (красный — черный — белый). В текстах употребляются колоративы, обозначающие окраску шерсти, перьев и т. д., совершенно необычную для уральских животных, птиц, насекомых: голубой, желтый, зеленый, красный, синенький, сиреневый.
Кроме того, рассказчиками часто сообщается, что даже в однородном множестве «существа» могут иметь разную окраску, что передается с помощью прилагательных цветастый, разноцветный.
Подобная колористическая нетипичность, пестроцветность духов-помощников колдуна, принявших тот или иной облик, является маркером их принадлежности к «другому» миру — миру нечистой силы.
Е. С. Рябцева
Уральский федеральный университет
Екатеринбург, Россия
ekaterinakogan@yandex.ru
Наивная эстетика: представления о красоте в дискурсе диалектоносителей
Материалом для доклада послужили записи электронной базы лексической картотеки Топонимической экспедиции Уральского университета.
Красота человека соотносится в наивном сознании с высоким ростом (но не чрезмерно), крепким телосложением и статностью (костр. «Раньше говорили про девку, если статьная, красивая, дородная: “Ой, девка как крадихинская сосна”»), а также аккуратностью в одежде и быту.
Для животного мира понятие красоты связывается с наличием ярких цветов в окраске (костр. «Кукшинка с дрезда, только красивая: грудка красная, крылья расписные»), гармоничностью сложения (костр. «Обычно у рыбы голова вертикальная, а у этой плоская, некрасивая») и равномерной пушистостью.
В сфере быта красота коррелирует с ровностью, наличием узоров, белизной, трактуемой как чистота и аккуратность (костр. «Портянки тоже ткали <…> вымоешь, они беленькие — ой, какая красота»), ярким или отличным от фона цветом, пышностью. Важный параметр — знание о том, что в создание того или иного предмета, в достижение того или иного состояния вложен труд человека.
В природном пространстве красота проявляется в ровности, возвышенности (костр. «Там запесок был, волнами на берег песку нанесёт, — красиво место!»), наличии яркого цвета, пышности.
Ключевые идеи, связываемые с красотой, можно объединить в макрогруппы, доминантами которых являются правильность (сюда входят идеи ровности, аккуратности, чистоты, статности и крепости) и выделенность на общем фоне (отличный цвет, пышность формы, узорчатость). Также в ряде случаев «ключом» для восприятия красоты является идея артефактуальности (ценности приложенного к чему-л. человеческого труда).
И. В. Садыкова
Томский государственный университет
Томск, Россия
pansadyk@rambler.ru
Русский глагол блюсти: история семантического развития и словообразовательных отношений
В современном русском литературном языке лексема блюсти носит книжный характер и употребляется относительно редко. Однако история его в русском языке достаточно богата и интересна.
В докладе на основе лексикографических данных будет рассмотрена семантическая эволюция данного глагола начиная с периода древнерусского языка (когда слово появилось в языке) до настоящего времени (при этом будут приняты во внимание и диалектные материалы), проанализированы отношения между его лексико-семантическими вариантами, выявлена основная и производная семантика, прослежены особенности употребления (сочетаемость, способность образовывать фразеологические единицы). Кроме того, будет уделено внимание вопросу словообразовательной активности рассматриваемого слова: какое количество производных лексем; какова их частеречная принадлежность; каково семантическое наполнение дериватов; насколько сохранна в них семантика производящей основы.
Полученные результаты позволят сформировать словообразовательное гнездо с вершиной блюсти, установить траекторию семантического развития как главного слова, так и его производных.
И. А. Седакова
Институт славяноведения РАН
Москва, Россия
irina.a.sedakova@gmail.com
Русская и болгарская лексика расставания в сопоставительном (этно)лингвистическом освещении
Сопоставительные исследования лексики близкородственных славянских языков позволяют выявить тенденции в семантическом развитии общеславянских корней и увидеть стилистические и прочие нюансы дериватов в двух языках. Этнолингвистический анализ показывает сходства и различия в функционировании родственной лексики в языках народной культуры.
В докладе с этими целями будут рассматриваться словообразования от *děl-, *lǫč- и *sta- с префиксом *orz- в русском и болгарском языках, с особым вниманием к их семантике и прагматике, а также к их культурным значениям в словарях фольклора и обрядности.
Под «расставанием» подразумевается целый ряд ситуаций, в которых релевантным является отдаление людей друг от друга, их физическое разделение по разным причинам и с разными целями. Обслуживающая эти ситуации лексика в русском и болгарском, хотя и восходит к общим корням, значительно различается по целому ряду параметров. Так, русскому гиперониму расставаться, подходящему для описания большинства подвидов расставаний, соответствует болгарский гипероним разделям се. При этом рус. разделяться означает лишь один, узкий аспект разлучения, а болг. разставям се ‘расставаться’ в современном языке считается архаизмом. Значительны расхождения в наличии некоторых категорий у этих глаголов (в русском языке *расставать невозможно, тогда как болг. разставям является регулярным). Дериваты от *lǫč- в двух языках демонстрируют значительную близость в нюансах семантики и в употреблении. Рус. разлучаться / разлучать и болг. разлъчвам се, а также болг. разделям частотны в фольклоре и в терминологии народной магии (ср. в народной болгарской песне имя разлучницы Разделина).
О. С. Смирнова
газета «Знамя Победы»
Сухой Лог, Россия
olga19732007@yandex.ru
Метаморфозы имени во времени
Еще в 1967 г. В. А. Никонов справедливо заметил, что личное имя обрастает особым антропонимическим значением, придающим нейтральному знаку идеологическое значение, которое исходит от референта. В качестве весомого аргумента исследователь упомянул имя Владимир, которое большинство его современников связывали с личностью В. И. Ленина. На протяжении всего XX в. фигура этого политика и государственного деятеля оставалась знаковой для России и других стран мира.
В докладе рассматривается, как в региональном антропонимиконе в течение 80 лет, с 1935 по 2015 г., менялась популярность имени Владимир (в том числе под влиянием авторитета личности Ленина), какие неологизмы вызвало к жизни именование Владимир Ильич Ленин (Владлен, Виль, Нинель и др.) и прижились ли они в узусе.
В качестве исследовательской базы привлекаются данные именника по г. Сухой Лог Свердловской области.
Т. А. Стойкова
Вентспилсская высшая школа
Вентспилс, Латвия
tatjanas@venta.lv
Имена собственные — идеологемы в публицистическом дискурсе Латвии
Публицистический дискурс, средства массовой коммуникации являются проводниками идеологии, поэтому неоспоримо известное положение о том, что идеологема — одна из универсалий публицистического дискурса. В некоторых классификациях выделяется группа личностных идеологем (термин Н. Клушиной), которые непременно складываются вокруг имен политических лидеров, крупных общественных деятелей, президентов государств.
В докладе анализируется языковой механизм развития имени собственного в идеологему. Идеологема понимается как когнитивная единица — многоуровневый концепт. В качестве примера рассматривается знаковая идеологема-концепт публицистического дискурса Латвии Карлис Ульманис. (Карлис Ульманис — четвертый президент Латвийской Республики, с 1936 по 1940 г.). Основное внимание уделяется характеристике ядра личностной идеологемы Карлис Ульманис, а также характеристике мифологической и аксиологической зон идеологемы в дискурсе Латвии 1918–1940 гг. в сопоставлении с современным дискурсом.
В. И. Супрун
Волгоградский государственный
социально-педагогический университет
Волгоград, Россия
suprun@vspu.ru
Рдяный, русый и рыжий: этимологическое родство колоронимов
В русском языке существует целый ряд цветообозначений, обнаруживающих семантическую близость, но претерпевших значительные фонетические изменения, не позволяющие без специального анализа увидеть этимологическое родство между ними. В этих лексемах убедительно видны историко-фонетические процессы в славянских языках, в которых существовал корень *rǔd-/rūd-/roud-, образующий в разных идиомах семантически близкие колоронимы.
Корень *rǔd- имел редуцированный ъ в слабой позиции, что привело к его выпадению при присоединении нередуцированного гласного. Он представлен в русских словах рдеть ‘выделяться, отливать рдяным цветом’, рдяный ‘красный, алый’, в слвн. rdeč ‘красный, алый, румяный’, rdeti ‘краснеть’ и др. При присоединении суффикса *j- происходит переход переднеязычного взрывного в шипящий (исторически — в аффрикату с последующей дезаффрикацией): ржа, ржавчина, блр., укр. іржа ‘красно-бурый налет на поверхности железа’. В сербском и хорватском языках аффриката сохранилась: рђа, hrđa, в болгарском отмечен сложный звук ръжда, в македонском — ’рѓа. В польском и словацком отмечена свистящая аффриката rdza, hrdza. Чеш. rez образовано от корня с редуцированным в сильной позиции, но значение рыжего цвета волос передано прилагательным zrzavý с корневым гласным в слабой позиции и протетическим согласным z.
Корень *rūd- имеет гласный ы: рус. рыжий (*rūd- + *j-), блр. рыжы ‘красновато-желтый’.
Корень *roud- дал большое число производных: рус. руда, рудомёт, рудой, укр. рудий. К этому же корню восходят русские слова русый (< *rouds-) ‘светло-коричневый’ и румяный (< *roudmen-) ‘алый, густо-розовый; с золотисто-коричный оттенком’, слвн. rumen ‘желтый’
Большое количество дериватов всех вариантов этого корня представлено в славянских диалектах.
О. А. Теуш
Уральский федеральный университет
Екатеринбург, Россия
olga.teush@yandеx.ru
Региональная микротопонимия в «Отчете об экскурсиях в окрестностях Лальска» М. Прянишникова
В докладе рассматриваются микротопонимы Лальского региона Кировской области, употребленные М. С. Прянишниковым в отчете 1915 г. об исследовании территорий, прилегающих к г. Лальск. Исконные топонимы интерпретируются ономасиологически, заимствованные географические имена собственные этимологизируются.
С. М. Толстая
Институт славяноведения РАН
Москва, Россия
smtolstaya@yandex.ru
Фольклорный текст как лингвистический источник (на примере «Причитаний Северного края» Е. В. Барсова)
Фольклорный текст может быть предметом изучения не только самой фольклористики (история и география текста, состав мотивов, поэтическая структура, языковые приемы выразительности), но и других гуманитарных дисциплин — этнографии (обрядовый контекст и функции текста, его соотношение с другими кодами культуры, отражение в тексте мифологических представлений, исторической, социальной и бытовой стороны жизни общества), стиховедения (ритмическая организация фольклорного текста, рифма, звукопись), лингвистики (отражение в тексте языковых явлений разного уровня в их соотношении с живым народным языком). Способность фольклорного текста служить источником для исследователей истории языка и диалектологов не раз ставилась под сомнение на том основании, что язык фольклора представляет собой особый, отличный от живой речи идиом, часто обладающий чертами наддиалектного койне и потому не отражающий черт диалекта. Это сомнение справедливо лишь отчасти. Во-первых, фольклорный текст может не отражать прямо (или отражать не полностью) особенностей диалекта той местности, где он записан, однако в масштабе всей языковой и культурной традиции он в любом случае является адекватным текстом на русском (или ином) языке, так что его языковые черты не могут трактоваться как не принадлежащие этому языку. Во-вторых, наддиалектные черты фольклорного текста по-разному проявляют себя на разных языковых уровнях, и потому эти разные уровни могут представлять разную ценность для лингвистов — наиболее информативен фольклорный текст в отношении лексики, которая самым непосредственным образом связана с содержанием, наименее информативен — в отношении фонетики, которая может нивелироваться в исполнении, а также акцентологии, которая часто подчиняется ритмической структуре текста. Наконец, по мнению таких авторитетных исследователей, как П. Г. Богатырев [1962] и Р. О. Якобсон [1962], во многих случаях следы отступлений от норм живого языка могут быть выявлены и объяснены влиянием определенных, более престижных, норм (литературных или диалектных). В докладе на примере языка севернорусских причитаний будет показано, что некоторые языковые черты фольклорных текстов могут быть значимыми для истории русского языка, поскольку они нередко сохраняют черты глубокой архаики, которые находят параллели в языке древнейших памятников письменности.
С. А. Толстик
Томский государственный университет
Томск, Россия
stolstik@mail.ru
Русский национальный образ внешности: к истории и этимологии диалектного прилагательного гойный
В докладе исследуется происхождение русского диалектного слова гойный (ряз.), возникновение в его семантической структуре значения положительной оценки внешности человека. Круг остальных значений прилагательного гойный в русских говорах — указания на порядок, благоустроенность, чистоту. Исторический анализ показал, что в древнерусском языке, в старорусский период у лексики с корнем гой- значение ‘красивый (о человеке)’ отсутствовало. Эстетическая оценка внешности представлена в русском языке на данном материале только в диалектах XIX–XX вв. Обращение к инославянскому материалу с целью выявить истоки анализируемого значения показало, что этот адъектив во всех группах славянских языков характеризует разнообразные положительные явления: изобилие, богатство, здоровье, покой, щедрость. Ареал распространения семантики ‘красивый (о человеке)’ — польско-белорусско-южнорусские диалекты — говорит о возможном польском влиянии на восточнославянские лексемы. В ряде южнославянских языков (болгарский, македонский, сербско-хорватский) фиксируется параметрическая характеристика внешности — ‘полный, толстый’. Прилагательное *gojnъ(jь) является праславянским, но значения, характеризующие внешность человека, достаточно поздние и региональные. В семантической структуре *gojnъ(jь) происходит переход от семантики выращивания, выкармливания к положительной эстетической оценке человека: ‘такой, которого бережно выращивают’ → ‘хорошо откормленный’ → ‘упитанный, полный, толстый’ → ‘красивый, видный’.
Петр Томасик
Университет Казимира Великого
Быдгощ, Польша
piotrust@poczta.onet.pl
Представляют ли названия действий интерес для ономастов?
Предметом исследования будут названия действий, например способов приготовления кофе, медицинских (хирургических) операций. Это лексико-семантическое поле сопоставимо с собственными именами, и в докладе мы опишем параметры сближения, постараемся определить место таких слов в лингвистической (возможно, и ономастической) системе. Немаловажный аспект исследования — определение именуемого объекта. Отдельное внимание будет уделено семантико-мотивационному анализу номинаций.
Самуэла Томасик
Университет Казимира Великого
Быдгощ, Польша
samuela.tomasik@onet.eu
«Тайна заброшенного храма» и не только. К вопросу о названиях квестов в России
Предметом исследования будут названия квестов в России. В докладе рассмотрим, каким образом организаторы подбирают подходящие, «цепляющие» названия. Особое внимание будет уделено мотивационному аспекту номинации. Постараемся также сравнить этот новый тип развлечений с другими широко известными культурными явлениями, например с диорамами.
Ф. Г. Хисамитдинова
Институт истории, языка и литературы
УФИЦ РАН
Уфа, Россия
hisamitdinova@list.ru
Личные имена мифологических персонажей в тюркской мифонимии
Мифонимическая лексика любого языка включает в свой состав названия тех или иных персонажей, предметов, времени, локусов, стихий, явлений природы, животных, растений и др. Кроме указанных, в составе мифонимов выделяются особые наименования, которые представляют собой личные имена мифологических или мифологизированных персонажей или других объектов мифологии. Так, например, в славянской мифологии богиню любви называют Лада, богиню судьбы — Мокошь / Макошь. В тюркской мифологии богиню-покровительницу женщин и детей называют Умай, Умай-ана ‘мать Умай’, покровителей отдельных племен зовут Коркуд-ата ‘отец, предок Коркуд’, Тульке-ата ‘отец, предок Тульке’ и др. Аналогичные собственные имена представлены в мифонимическом корпусе других языков.
Славянские мифологические имена (нарицательные и собственные) анализируются в работах Е. Л. Березович, Л. Н. Виноградовой, Е. Е. Левкиевской, О. Н. Скляренко и др. В тюркологии, однако, проблема соотношения в мифонимии собственных и нарицательных имен практически не рассматривалась. Между тем в мифонимии тюркских языков велик пласт личных имен, особенно это касается наименований персонажей.
Личные имена в тюркской мифонимии присваиваются персонажам разных типов: божествам (Самрау ‘божество неба и птиц’, Умай / Хумай ‘божество женщин и детей’), помощникам божеств — пророкам (Хызыр / Хыдыр-Ильяс ‘покровитель путников’, Гайша / Айша-Фатима ‘покровительница рожениц и новорожденных’), духам-хозяевам (Пэше-ана ‘хозяйка леса’, Таңбикэ ‘дух утренней зари’, Хуппи-хужа ‘домовой’), детским духам (Бапаҡ ‘бука’, Бишмыйыҡ ‘то же’, букв. «Пять усов», Бабай ‘то же’, букв. «Старик») и др.
С точки зрения происхождения личные имена тюркских мифических персонажей подразделяются на собственно тюркские и заимствованные. Собственно тюркские мифонимы включают общетюркские, кыпчакские, огузские и др. Заимствованные имена имеют арабское, персидское и финно-угорское происхождение.
А. В. Черных
Пермский федеральный исследовательский
центр УрО РАН
Пермь, Россия
atschernych@yandex.ru
Святочное ряженье в народной терминологии русских Урала
Обращает внимание бытование на Урале обширной и разнообразной терминологии ряженья, которая служит прекрасным источниковым материалом для раскрытия природы ряженья и маркирует различные региональные и локальные комплексы обрядности. Выделяются ареалы распространения тех или иных терминов. Различные названия ряженых отразили сложность и полифункциональность самого феномена ряженья, каждое из них выражает определенный набор признаков, воспринимаемых как наиболее существенные. Среди групп терминов можно выделить наиболее частотные — те, что связаны с мифологическими персонажами: калян, шиш, шуликун, фофан, полудник и их варианты. Часть названий соотнесена со святочным периодом — временем ряженья: святки, святошны, святошники. Самую значительную группу терминологии ряженья составляют названия, в которых фиксируется или обыгрывается общий принцип обрядового перевоплощения либо конкретные приемы ряженья: маскированные, сряжунчики, наряжунчики, рожунчики, горбунцы, скоморохи. В докладе предполагается раскрыть особенности номинации и связь данных названий с комплексом мировоззренческих представлений.
Д. Р. Шайхинурова
А. С. Ахрамеева
Уральский федеральный университет
Екатеринбург, Россия
shaihinurova.diana@gmail.com
Наименования минералов в русской лексике XVIII–XIX вв: этимологический и мотивационный аспекты (на материале «Минералогического словаря Вольного экономического общества» и работ Г. Фишера)
Данное исследование, направленное на изучение названий минералов XVIII–XIX вв., основано на материалах работ Г. Фишера «Ориктогнозия, или Краткое описание всех ископаемых веществ с изъяснением терминов» (1818–1820) и «Минералогического словаря Вольного экономического общества» (1790). Уникальность материала заключается в том, что наименования малоизвестны, не закреплены в современной минералогической терминологии.
Произведен этимологический и мотивационный анализ лексем.
Установлено, что среди наименований минералов можно выделить пласт исконной лексики, заимствования, а также калькирования.
1. Заимствования: рус. шпиаутер ‘цинк’ (от нем. Spiauter).
2. Калькирование: рус. капельник — от нем. Tropfstein ‘сталактит’, букв. «капля-камень». Наряду с кальками встречаются и полукальки: нем. Ruchstein — рус. коровий камень / коровик.
3. Собственно русские номинации, большинство из которых построено по словообразовательной модели «корень слова + суффиксы ик-, як-» (водяник, тучняк).
Выявлено, что основой мотивации чаще всего служит внешний признак минерала (цвет — багровик; характер рисунка — облакообразный агат), его физические свойства (пеплопритягатель), а также запах (смердяк).
Т. В. Шалаева
Институт славяноведения РАН
Москва, Россия
koulkuk@gmail.com
К этимологии русской диалектной лексемы поса́к ‘вор, мошенник’
В докладе рассматривается происхождение русских диалектных слов поса́к ‘вор, мошенник’, поса́ч ‘босяк, оборванец’, ‘жулик, мошенник’, ‘ловкач’, поса́чить ‘попрошайничать, собирать милостыню’, поса́чество ‘бродяжничество, попрошайничество’. А. А. Зализняк истолковал лексему посакъ из новгородской берестяной грамоты XIV в. как следствие усечения прилагательного посадский и добавления суффикса -ак-ъ. Однако языковой материал дает весомые основания для другой ее этимологии. Представляется, что в поса́к следует выделять префикс по- и корень сак-, который вместе с вариантами сач- и соч- входит в состав русских диалектных наименований выпрашивания, попрошайничества: са́чкать ‘выпрашивать, выманивать что-либо’, вы́сачкать ‘выпросить, выманить что-либо’, сочи́ть ‘просить, канючить, выманивать что-либо обманом’, ‘просить милостыню, нищенствовать’. Они, в свою очередь, очевидно, являются результатом развития семантики глаголов говорения: са́кать ‘обсуждать какой-либо спорный вопрос, спорить’, ‘разговаривать, судачить’ и др., сака́ть ‘совещаться, советоваться’, ‘разговаривать, болтать, проводя время праздно’, сочи́ть ‘говорить колкости кому-либо, укорять, упрекать’ и т. п. Значение ‘вор, мошенник’ могло сформироваться в контекстах, где названия речевого действия выражают намерение выманить что-либо, получить хитростью (см. выше). В рамках данной версии лексема поса́к представляет собой префиксальное производное от глагола са́кать (ср. попро́с ‘попрошайка’ от проси́ть, посто́й ‘постоялец’ от стоя́ть).
Ю. А. Шкураток
Пермский государственный национальный
исследовательский университет
Пермь, Россия
shkuratok@mail.ru
Словарь коми-пермяцких названий мифологических персонажей: лексикографические проблемы и способы их решения
«Словарь коми-пермяцких названий мифологических персонажей» — совместная работа филологов двух пермских университетов — ПГНИУ и ПГГПУ. В словаре представлен значительный пласт лексики, извлеченной из опубликованных источников и полевых материалов авторов.
Созданию словаря предшествовал долгий этап подготовительной работы, в ходе которой было необходимо решить ряд задач, связанных с отбором лексики и ее лексикографическим описанием.
Что считать «названием мифологического персонажа»? В существующих научных работах нет единого взгляда на то, как квалифицировать табуистические замены и словосочетания различной степени устойчивости.
Можно ли использовать источники, где тексты мифологических рассказов опубликованы в пересказе, при этом текст записан на русском языке, с вкраплениями коми-пермяцких слов? Что делать лексикографу с единицами, представленными в картотеке единичными примерами?
В ходе работы мы пришли к выводу, что необходимо включать только подтверждаемую какими-либо другими способами лексику: слово фиксируется в другом значении (бабашӧрика ‘пугало’ и бабашорика ‘полудница’), оно вписывается в существующие модели номинации.
Выделять ли как отдельные значения случаи использования лексемы для обозначения мифологических персонажей мужского и женского пола, если язык не имеет категории рода (вакуль: 1) ‘русалка’, 2) ‘водяной’ либо только ‘дух воды’)?
Решение этих и других проблем имеет значение не только для коми-пермяцкой лексикографии, но и для описания мифологических систем других национальных традиций.
А. В. Юдин
Гентский университет
Гент, Бельгия
Oleksiy.Yudin@UGent.be
Жанр литературного заговора в современной русской поэзии
В докладе предполагается показать, каким образом жанр литературного (поэтического) заговора, хорошо известный в русской словесности и описанный, в частности, в работах А. Л. Топоркова, А. В. Коровашко, И. В. Кукулина, продолжает функционировать и развиваться в современной русской поэзии. Речь идет как о формальном использовании и дословном цитировании традиционных фольклорных заговоров (воспроизведение структуры текста, использование заговорной лексики, идиоматики, мотивики), так и об интенциях и функциях поэтических текстов, которые действительно могут задумываться и сочиняться авторами в качестве современных оберегов, присушек или целительных текстов — вне зависимости от того, насколько сами авторы верят в практическую эффективность такого рода произведений. Будут рассмотрены стихотворения Алексея Хвостенко и Даны Сидерос, а также некоторых менее известных авторов, в том числе и три собственных текста докладчика. В докладе не рассматриваются современные сконструированные или фальсифицированные заговоры из обихода псевдоцелителей и неоязычников как не имеющие отношения к художественной литературе.
А. Ш. Юсупова
Казанский федеральный университет
Казань, Россия
alyusupova@yandex.ru
Личные имена татар в поликультурном пространстве Китая (на примере татарской диаспоры КНР)
Доклад посвящен выявлению традиций имянаречения у представителей татарской диаспоры на территории Китая, в условиях отрыва от метрополии. Проанализированы формальные и семантические трансформации канонических имен, соотношение исконного и заимствованного в региональном антропонимиконе. Подсчитана доля использования фонда личных имен национального татарского антропонимикона, актуальных для татар, проживающих в Китае, выявлены факторы, оказывающие влияние на процесс имянаречения лиц с татарскими корнями, постоянно проживающих в поликультурном регионе Китая.
Мариола Якубович
Институт славистики ПАН
Варшава, Польша
mjakub7@interia.pl
Мотивация в названиях помещений на примере праслав. *kǫtъ, *kǫtъja, *kryti
Объектом анализа в докладе является лексико-семантическое поле «Названия жилых помещений либо мест временного пребывания». Речь идет о понятии настолько древнем, что уже в праславянскую эпоху оно определялось многими лексемами. Одной из характеристических коннотаций, связанных с местами, выбираемыми для жилища, является понятие безопасности. В своем выступлении я хотела бы сосредоточиться именно на названиях, которые транслируют эту коннотацию, и исследовать их непосредственные мотивации.
Среди праславянских лексем, реконструированных в 11 томе «Праславянского словаря», которые в результате семантического анализа были отнесены к лексико-семантическому полю «Названия помещений», находим дериваты из двух словообразовательных гнезд — *kǫtъ ‘угол’ и *kryti ‘крыть’. Их производные могли стать центральными названиями поля, ср., например, *kǫtъja. В докладе будет произведен этимологический анализ названных лексем, также будут описаны мотивационные процессы, которые способствовали возникновению новых значений.
Referat realizowany w ramach projektu NPRH nr 11H 16 0266 84, pt. Słownik prasłowiański. Tom XI (wersja cyfrowa).
М. В. Ясинская
Институт славяноведения РАН
Москва, Россия
marusiaya@gmail.com
Обрядовая пища на пограничье (на материале этнолингвистических экспедиций к словенцам в Италии)
Доклад будет посвящен календарной обрядовой пище словенского этнического меньшинства, проживающего в Италии вдоль итальянско-словенской границы. Будут проанализированы виды обрядовой пищи, ее наименования, процесс приготовления и особенности употребления. В докладе будут также рассмотрены кросскультурные контакты между словенским и романским населением, касающиеся обрядовой пищи. Например, итальянцы и фриульцы заимствовали у словенцев обрядовую выпечку (gibanica), которая получила итальянизированное название gubanza и воспринимается как региональное блюдо, типичное для долины реки Натизоне (Valli del Natisone). Итальянизированное наименование данного блюда также используется в качестве названий кафе и ресторанов в данном регионе (такой случай был зафиксирован в Сан-Пьетро-аль-Натизоне).
Создано / Изменено: 21 марта 2022 / 19 июня 2022
© ФГАОУ ВО «УрФУ имени первого Президента России Б.Н. Ельцина»
Увидели ошибку?
выделите фрагмент и нажмите:
Ctrl + Enter
Дизайн портала: Artsofte
Адрес:
г. Екатеринбург, пр. Ленина, 51, к. 303
E-mail:
philology-urfu@yandex.ru
Тел. (343)389-94-17 — деканат